Мортал комбат и другие 90-е (сборник) - Евгения Овчинникова

Парила мультиварка и вафельница. Жарил тостер.

– У нас не кухня, а сауна, – заметил племяш. – Нина, включи-ка вентилятор.

Нина послушно подошла к вентилятору и с третьего раза нажала на нужную кнопку. Вдалеке что-то щелкнуло, и настала темнота, насколько она может настать во время белых ночей.

– Пробки вырубило, – пояснила я, дожевывая вафлю. – Слишком много техники включили. Проводка тут со времен революции.

– Где щиток?

Я дала ему фонарик и показала щиток. Кирилл взобрался на табурет, щелкнул пробками, и техника радостно сообщила, что снова жива.

Через несколько минут сели ужинать фасолевым супом с гренками. Стол украсили тлеющими свечами.

– Женя, видела, в субботу будет «Мортал комбат»?[3]

– Видела, – ответила я Маше.

В программе передач значилось: «19.00 „Мортал комбат“».

Обычно там писали: «19.00 х/ф „Крепкий орешек“».

Или так: «23.00 х/ф для взр. „Эммануэль“».

«Мортал комбат» даже не нуждался в пояснении «фильм». Все и так знали, что это такое. Я перепроверила дату и время. Все сходилось – в субботу покажут «Мортал комбат».

В четверг выходила газета с программой передач на следующую неделю. Мы сразу внимательно ее просматривали. Русскоязычный канал к тому времени остался один, это в миллион раз увеличило его популярность. К вечерним фильмам в пятницу и субботу было особое внимание – если везло, показывали что-то диснеевское или фильм, который мы давно хотели увидеть.

Игра «Мортал комбат» была моей страстью. Я могла сутками рубиться в нее на приставке. Дома приставки не было, поэтому я играла у соседей, одноклассников и в гостях у родни. Ночами мне снилось, как, совершив головокружительный кульбит, я одним ударом ноги укокошиваю Шан Цзуна. Ну или хотя бы Рептилию. Повергнув противника наземь, я видела одобрительную улыбку прекрасной Китаны. Таинственный немногословный лорд Рейден короновал меня своей соломенной шляпой.

Как-то я рассказала об этом Маше. Она меня высмеяла, но секрет сохранила. Где ей было понять – ведь она любила «Супер Марио», а там никто не спасал мир от вторжения Шао Кана.

Когда по игре сняли фильм, я сразу пошла на него в видеосалон. На кадрах записанной-перезаписанной кассеты плохо различались лица героев, в озвучке узнавались голоса ведущих новостей кабельного кокчетавского канала. Когда запись прервалась чьим-то домашним видео с дачи, я ушла.

А вот фильм по ОРТ – это совсем другое дело. Я мысленно сидела в уютном коконе из одеяла, смотрела чистую картинку и слышала хороший перевод.

Оставалась одна маленькая, незначительная проблема. Заключалась она в том, что могли отрубить свет.

В промежутке с девяносто четвертого по девяносто седьмой мы называли свой город «темным местом». Вначале предупреждали об отключениях заранее; в муниципальной газете печатали аккуратный график: «суббота и воскресенье – с 15 ч. до 18 ч., по будням – с 18 ч. до 21 ч.» Пару месяцев график худо-бедно соблюдали, потом стали прибавлять по часу в ту или другую сторону. А позже началось беззаконие. Мы стали заложниками внезапных отключений. Хозяйкам приходилось ловить свет (так и говорили – «ловить свет») по ночам, чтобы приготовить еду на всю семью. Школьники торопились сделать домашнее задание при свете дня.

Нас, детей, ситуация с электричеством только забавляла. Мы мерились частотой отключений и делали ставки. Мы жгли на свечках все, что горит, а что не горит – плавили; жарили хлеб и обжигали пальцы.

Свечи стали самым популярным товаром в магазинах и на базаре. Был выбор: парафиновые и восковые. Парафиновой свечи хватало на два часа, а восковой – на пять, но и стоила она на двадцать тенге дороже.

Кроме свечек у нас была красивейшая керосиновая лампа, считавшаяся у домашних чуть ли не антиквариатом. Дожидаясь своего часа, она стояла в подвале. С началом бедствия была поднята и отмыта. Эта хрустальная королева служила нам три года, а когда все наладилось, была развенчана и сослана обратно в подвал.

Так вот. Чья-то рука, нажимающая на рубильник нашего района, грозила лишить меня вечера совершеннейшего блаженства.

Я позвонила на электростанцию.

– Электростанция слушает.

– Здравствуйте. Скажите, пожалуйста, во сколько будет отключение в субботу?

– Район? – устало, со вздохом, спрашивала девушка в телефоне.

– Центральный.

– Точнее, у меня полгорода центральные.

– Кооперативные дома по Пролетарской.

– Там, где «Асель»?

– Да, возле мясного.

– По графику с пятнадцати до восемнадцати.

– Я знаю. А без графика?

– Информации нет. Попробуйте позвонить в субботу.

Я звонила им раз-два в день, для верности. Мне отвечали, что информации нет. Мы с телефонной девушкой вели беседы. Меня узнавали по голосу и называли Женечкой.

Девушка «на телефоне» была – Гульжамал. Она училась на третьем курсе заочно и готовилась к свадьбе через месяц. Она не играла в «Мортал комбат», поэтому хоть и сочувствовала, но не могла понять всю глубину моих переживаний. Ее напарница Наташа была не так разговорчива и ограничивалась дежурными «информации нет» и «звоните ближе к делу».

Дома тоже было непросто. Мама требовала отпустить ее на работу в больницу. Папа уверял, что без больницы можно обойтись. Мама настаивала. Папа упирался. Я сидела с программой, уставившись в субботнюю строчку.

– Не могу я больше сидеть дома, понимаешь? – Мама говорила убедительно и пока спокойно. – Евгения выросла и справится сама.

– Сиди дома.

Градус повышался, сильнее колебалось пламя свечи.

– И вообще, меня зовет завотделением. Я хочу белый халат и крашеные губы!

– Кто тебе мешает красить губы дома?

– Зачем красить губы дома? Куда я с ними пойду? За хлебом?

Мама нервно наливала чай. Полетел последний аргумент:

– Я хочу зарабатывать деньги.

Папа изобразил сильнейшее возмущение:

– Я, по-твоему, мало зарабатываю?

– Я не это хотела сказать…

Но папа раздраженно затушил сигарету и ушел в темноту зала.

– Что с этим человеком сделаешь? – Она поставила передо мной чашку. – Пей с молоком.

– Мам, как думаешь, в субботу будет свет?

– Ай, отстаньте от меня все. – Она сморщилась и ушла в спальню.