Охоться на меня, дорогая - Мари Роуз

меня, в его глазах читается беспокойство.

— Все в порядке, Алекс? Ты выглядишь немного не в себе.

Я ободряюще улыбаюсь ему, пытаясь скрыть смятение внутри меня.

— Просто личное дело. Со мной все будет в порядке. Давай вернемся к работе.

Дерек кивает, принимая мой ответ на данный момент. Мы возобновляем наше расследование, изучаем отчеты, а также новую информацию от Майкла и Эммы и ищем любые зацепки, которые могли бы помочь нам выследить убийц. Сообщения от неизвестного отправителя задерживаются на задворках моего сознания, но я отодвигаю их в сторону, направляя свою энергию на выполнение поставленной задачи.

Информация, которую собрали Майкл и Эмма, скудна, в ней нет ничего полезного, чего бы мы еще не знали, поэтому Дерек и я углубляемся в отчеты о преследовании, поданные некоторыми жертвами. Мы тщательно анализируем каждую учетную запись, ища закономерности, сходства или любую информацию, которая могла бы привести нас к убийцам. Это кропотливый процесс, но мы знаем, что он имеет решающее значение для понимания опыта каждой женщины и потенциального раскрытия ценных подсказок.

Одновременно мы начинаем обращаться к семьям и друзьям жертв. Мы хотим собрать больше информации об их жизни, взаимоотношениях и любых потенциальных конфликтах или людях, которые могли представлять для них угрозу. Важно раскинуть широкую сеть и изучить все возможные пути, которые могли бы дать представление о мотивах и личностях убийц.

С каждым разговором мы узнаем все больше о личностях женщин, их стремлениях, привычках, хобби и проблемах, с которыми они сталкивались в повседневной жизни. В то время как некоторые сообщали о случаях преследования, другие мимоходом упоминали близким о чувстве неловкости или о том, что за ними наблюдают, в то время как некоторые вообще не указывали на что-либо необычное. Эти детали усугубляют сложность дела, поскольку нет четкого профиля жертв или единой очевидной связи, соединяющей их.

Проходят часы, и день превращается в вечер. Дерек и я продолжаем наше неустанное преследование любых зацепок. Мы обсуждаем теории, анализируем доказательства и пытаемся разобраться в стоящей перед нами головоломке.

Все это время мой телефон остается рядом со мной, его экран темный и беззвучный. Часть меня боится очередного сообщения от убийц, но другая часть меня хочет узнать о них больше, понять их извращенные умы и мотивы.

По мере того, как ночь приближается, нарастает разочарование. Мы собрали обширную сеть информации о каждой жертве, но, казалось, ничто не пересекалось. Убийцы поразительно искусны в выборе женщин, у которых не было общих связей, что затрудняет выявление любых потенциальных связей или мотивов их действий.

— Дерек, — говорю я, нарушая тишину, установившуюся между нами, пока мы продолжаем наше расследование. — Это сводит с ума. Как будто они намеренно выбирали жертв, не имеющих видимой связи друг с другом. Мы повсюду заходим в тупик.

Дерек кивает, его лицо отражает мое разочарование.

— Я знаю, Алекс. Как будто они тщательно спланировали это, чтобы помешать нам найти какие-либо надежные зацепки. Но мы не можем позволить этому отпугнуть нас. Давай закончим с этим немного раньше сегодня, чтобы завтра мы могли начать свежими и энергичными.

Он прав. Усталость начинает сказываться на нас обоих, и нам нужна ясная голова, чтобы подойти к делу. Как бы мне ни хотелось не спать всю ночь и продолжать копать, я знаю, что в долгосрочной перспективе это было бы непродуктивно.

— Хорошо, — неохотно соглашаюсь я. — Давай закончим на этом. Мы можем встретиться здесь утром и отправиться на место происшествия, проследить шаги жертв и поговорить со всеми, с кем они вступали в контакт. Может быть, мы найдем что-то, чего не показали предыдущие картинки и отчеты.

Дерек кивает, испытывая облегчение от того, что я согласилась. Мы собираем наши вещи и запираем за собой дверь офиса. В гараже тихо, только несколько отставших возвращаются домой. Вес сумки тяжело давит мне на плечи, пока мы идем к нашим машинам.

Когда я сижу в своей машине, я не могу избавиться от ощущения, что за мной наблюдают. Это паранойя, которая поселилась глубоко внутри меня с тех пор, как я получила эти сообщения. Я смотрю в зеркало заднего вида, осматривая почти пустой гараж на предмет каких-либо признаков опасности, но нет ничего, что казалось бы необычным. Делая глубокий вдох, я напоминаю себе сохранять бдительность и не позволять страху поглотить меня.

По дороге домой мой разум наполняется мыслями об этом деле. Образы жертв, загадочные сообщения и неизвестные преступники кружат в моей голове. Я знаю, что должна найти способ собрать больше информации, найти зацепку, которая раскрыла бы дело. Но в то же время я не могу не чувствовать себя пойманной в ловушку их извращенной игры.

Придя домой, я вхожу в комфорт своего съемного жилища. Запирая за собой дверь, я дважды проверяю окна, прежде чем, наконец, позволить себе расслабиться.

Я опускаюсь на диван, все еще полностью одетая, в голове роятся возможности и вопросы без ответов. Тишина в доме тревожит, и я не могу избавиться от ощущения, что кто-то прячется в тени. Избавляясь от этого чувства, я напоминаю себе, что это всего лишь мое разыгравшееся воображение.

Устало вздохнув, я решаю принять горячий душ, чтобы смыть дневной стресс. Вода каскадом льется на меня, успокаивая мои напряженные мышцы и на мгновение предоставляя передышку от темноты дела. Но даже в уединении ванной я не могу избавиться от навязчивых слов из текстовых сообщений.

Закончив принимать душ, я заворачиваюсь в полотенце и вхожу в спальню. Я включаю маленькую прикроватную лампу, заливающую комнату мягким светом. Когда я готовлюсь переодеться в пижаму, холодок пробегает по моей спине, заставляя меня застыть на месте.

На прикроватном столике, освещенная мягким светом, стоит роза. К одному из ее шипов прилип маленький оторванный листок бумаги.

Подойдя ближе, я увидела напечатанные слова на линованной бумаге, каждая сторона разорвана, как будто для обрамления нанесенных на нее черных чернил.

Мое сердце бешено колотится, когда я беру розу и листок бумаги, пытаясь унять дрожащие руки. Рассматривая розу, я замечаю исходящий от нее слабый аромат. Он тонкий, почти незаметный, но в нем есть намек на что-то знакомое. Я не могу точно определить это, но это пробуждает воспоминание, похороненное