Слепота - Жозе Сарамаго

Потому, что одни хотели сблизиться, а другие — отдалиться, какое-то время они неуклюже топтались в узком проходе между кроватями, тем более что жене доктора приходилось вести себя так, словно и она не видит. Наконец выстроились цепочкой: за женой доктора — девушка в темных очках, державшая за руку косоглазого мальчика, за ними — вор в одних трусах и майке, за ним — доктор, а замыкающим, во избежание новой потасовки, шел первый слепец. Двинулись, причем очень медленно, словно не доверяя своей вожатой, водя свободной рукой по воздуху, пытаясь найти что-нибудь прочное и основательное вроде стены, например, или дверного косяка. Вор, шагавший, как было сказано, позади девушки в темных очках, от запаха ее духов испытал, не успев еще остыть от предыдущего, прилив нового возбуждения и решил найти рукам более приятное применение: левой погладил ей шею под волосами, правой — прямо и без церемоний ухватил за грудь. Девушка передернула плечами, попыталась стряхнуть нахальную лапу, но вор держал крепко. Тогда она резко согнула в колене и с силой выбросила назад ногу — лягнулась, иначе говоря. Высокий каблук, именуемый шпилькой, но тонкий и острый, как стилет, вонзился в бедро, и вор взревел от неожиданности и боли. Что такое, спросила, обернувшись, жена доктора. Да это я споткнулась, был ответ, и, похоже, задела того, кто шел сзади. Вор, перемежая брань стонами, обеими руками держался за ногу, пострадавшую в результате собственной его несдержанности, и меж пальцами уже проступала кровь: Поранила меня, гадина, не видишь, куда ноги ставишь. Зато, кажется, ты знаешь, куда руки тянешь, сухо отвечала девушка в темных очках. Жена доктора поняла, что произошло, и сначала только улыбнулась, но вскоре поняла: дело серьезное, рана обильно кровоточит, обработать ее нечем, под рукой ни перекиси, ни йода, ни ваты, ни бинта, и вообще ничего. Цепочка распалась, и доктор спросил: Куда она вам попала. Да вот сюда. Куда сюда. Да в ногу же, не видишь, что ли, ногу мне пропорола каблучищем своим. Ничего подобного, и не нарочно, просто оступилась, возразила девушка в темных очках, однако тотчас взорвалась праведным гневом: Нечего было лапать, за кого ты меня принимаешь. Надо промыть и перевязать, вмешалась жена доктора. Чем ты ее промоешь. Водой. А где вода. На кухне, на кухне есть вода, но всем вместе идти не надо, мы с мужем отведем вас туда, а все остальные обождут здесь, мы скоро. Хочу пи-пи, заявил мальчик. Потерпи еще немножко, сейчас вернемся. Жена доктора отлично знала, что надо повернуть, направо, потом налево и пройти в конец длиного, изгибавшегося под прямым углом коридора, но уже через минуту, сделав вид, что ошиблась, остановилась, вернулась, воскликнула: Ах, нет, не туда, я вспомнила, и уже прямиком направилась к цели, поскольку кровь текла обильно и времени больше терять было нельзя. Пришлось подождать, пока из крана сойдет ржавая, грязная вода. Она по-прежнему оставалась мутно-тепловатой, застоявшейся в трубах, словно протухшей, однако раненый принял ее со вздохом облегчения. Надо чем-то перетянуть, а чем. Под столом нашлись грязные половые тряпки, но было бы чистейшим безрассудством использовать их в качестве перевязочного материала. Нету, нету, ничего нету, приговаривала жена доктора, делая вид, что шарит по кухне. Но не могу же я оставаться так, доктор, кровища хлещет, сделайте что-нибудь, жалобно взывал вор, помогите мне, а что нахамил, простите великодушно. Поможем, поможем, сейчас-сейчас, отвечал доктор, ну, вот что, снимайте-ка что на вас есть, ничего другого не остается. Раненый пробурчал было, что майка совсем новая, но повиновался. Жена доктора быстрыми движениями скатала ее в жгут, обхватила и крепко стянула им бедро, тугим узлом связала лямки с подолом. Едва ли незрячий человек смог бы действовать так споро и точно, но разыгрывать спектакли было некогда, хватит и того, что она притворилась, будто не знает, в какую сторону идти. Вору и в самом деле почудилось неладное: по логике вещей, все эти манипуляции должен был бы проводить врач, пусть даже и глазной, однако утешительное сознание того, что за ним появился должный уход, вытеснило смутные подозрения, которые, впрочем, и так лишь самым краешком чиркнули по душе. Припадающий на ногу вор и доктор с женой присоединились к остальным, и тут обнаружилось, что косоглазый мальчуган все-таки не дотерпел. Первый слепец и девушка в темных очках этого происшествия, естественно, заметить не могли. Под ногами у него расплывалась лужица, с исподу штанишек еще подкапывало. Но жена доктора как ни в чем не бывало провозгласила: Ну, идемте, идемте скорей уборную искать. Слепцы простерли руки, отыскивая друг друга, однако девушка в темных очках заявила, что не пойдет перед нахалом, который ее щупал и тискал, так что вора и первого слепца поменяли местами, а между ними стал доктор. Вор сильно хромал, подволакивал ногу. Рана болела и от давящей повязки пульсировала так, словно с левой стороны груди сердце переместилось туда. Девушка в темных очках снова взяла мальчика за руку, но он, насколько хватало этой самой руки, старался держаться как можно дальше, опасаясь, что кто-нибудь обнаружит его оплошность, как доктор, например, который потянул носом и сказал: Впечатление такое, что мочой пахнет, и жене пришлось впечатление это подтвердить: Да, в самом деле, не могла же она сказать, что это несет из сортиров, ибо до них было еще далеко, и, притворяясь слепой, в равной мере не могла объявить, что запах исходит от мокрых штанишек.

По дороге единогласно решили, что первым надо будет пустить мальчика. Но когда наконец добрались до места, мужчины, не соблюдая старшинство и без учета того, насколько остра потребность, зашли все вместе, тем более что индивидуальных писсуаров и, как и следовало ожидать, не было. Женщины остались у двери, говорят, они терпеливей, однако всякому же терпению есть предел, и через минуту жена доктора сказала: Может быть, тут есть еще туалеты, на что девушка в темных очках отвечала: Я пока могу подождать, а жена доктора сообщила: Я — тоже, после чего пошел такой разговор: Как с вами это случилось. Как со всеми, перестала вдруг видеть. Дома. Нет Когда побывали на приеме у моего мужа. Ну, более или менее. Что значит — более или менее. Значит, что не сразу после этого. Больно было. Нет, открыла глаза и ослепла. А я нет. Что нет. Я не закрывала глаза, ослепла, когда муж сел в санитарную машину. Повезло. Кому. Мужу вашему, вы же вместе с ним. Ну, значит, и мне тоже. Значит, и вам. А вы замужем. Нет, и думаю, отныне никто не будет жениться и выходить замуж. Знаете, что я вам скажу: этот вид слепоты настолько необычен, до такой степени противоречит всей науке, что вечно продолжаться не может. А если мы останемся такими на всю жизнь. Кто мы. Ну, мы все. Это будет ужасно, подумать только — мир, состоящий из одних слепцов. Даже думать об этом не желаю.

Первым из дверей сортира вышел косоглазый мальчуган, которому туда, впрочем, и заходить-то было незачем. Штаны у него были закатаны до середины икр, носки сняты. Я здесь, произнес он, и девушка в темных очках двинулась на звук его голоса, но не с первой и не со второй, а только с третьей попытки руке ее удалось нащупать его вытянутую навстречу блуждающую ручку. Вскоре появился доктор, следом за ним первый слепец, и один из них спросил: Где вы, и жена доктора уже сжимала руку мужа, а за другую ее руку цеплялась девушка в темных очках. Первому слепцу несколько секунд не за кого было взяться, но вот и ему кто-то положил руку на плечо. Все в сборе, спросила жена доктора. Нет, наш раненый справляет другую нужду, ответил ей муж. Тогда сказала девушка в темных очках: Может быть, все-таки есть тут еще туалеты, а то мне как-то не по себе, простите. Пойдем поищем, сказала жена доктора, и, взявшись за руки, обе удалились. Назад пришли через десять минут: нашли врачебный кабинет с примыкавшим к нему туалетом. Вор уже вышел наружу, жалуясь, что зябнет и что нога болит. Выстроились вереницей в том же порядке, что и раньше, и без приключений почти уже привычной дорогой вернулись в палату. Жена доктора еще в коридоре, и так, словно это само собой разумелось, объяснила, как узнать, где чье место: проще всего будет отсчитывать кровати начиная от двери. Наши, сказала она, будут последние в правом ряду, девятнадцатая и двадцатая. Первым по проходу двинулся вор. Он был почти гол, его бил озноб, он хотел пристроить поудобнее поврежденную ногу, и все это служило достаточным основанием для того, чтобы уступить ему приоритет. Пошел, отсчитывая койки и шаря под каждой в поисках своего чемодана, а когда обнаружил его, объявил вслух: Вот он, и добавил: Четырнадцатая. Слева или справа, спросила жена доктора. Слева, ответил тот с легким недоумением: чего, мол, спрашиваешь, сама, что ли, не знаешь. Следующим был первый слепец. Он знал, что его кровать — через одну от кровати вора, в том же ряду, и теперь уже не боялся ночевать рядом: судя по вздохам и постанываниям, тот опасности не представлял, еле шевелился. Шестнадцатая слева, сказал слепец и улегся не раздеваясь. Тогда девушка в темных очках попросила еле слышно: Можно, мы где-нибудь рядом с вами, в другом ряду И чуть подальше, там будет хорошо. Четверо прошли вперед и очень скоро расположились. Через несколько минут подал голос косоглазый мальчик: Я кушать хочу, и девушка в темных очках отозвалась: Завтра, завтра нас покормят, а сейчас спи. Потом открыла сумку, достала купленный в аптеке пузырек. Сняла очки, запрокинула голову, широко открыла глаза и, направляя одну руку другой, пустила капли. Не все попали куда надо, но можно не сомневаться, что с конъюктивитом, если взяться за лечение всерьез, скоро будет покончено.