Как далеко ты сможешь пройти? - Джон Маклин

Через пять часов я наконец добрался до поворотной точки на середине маршрута. И вот тогда я открыл для себя еще один из секретов гонки в Коне. Вскоре после полудня пассатные ветры меняют направление на 180 градусов. Я рассчитывал, что мне придется ехать при попутном ветре, но вместо этого пришлось сражаться с тем же встречным ветром скоростью под 100 километров в час, что и на первой половине дистанции. По словам местных жителей, это были самые сильные ветры за последние десять с лишним лет. Когда я пытался заставить рукоятки крутиться с нужной скоростью, руки у меня горели огнем. Меня обгоняли все новые и новые соперники. Уверенность, которую я чувствовал, выбравшись из воды, давно сдуло ветром. Я бросил взгляд в сторону океана. Солнце на небе продолжало опускаться все ниже и ниже. Я знал, что оно скроется за горизонтом в 5:30 и это будет крайним временем для завершения велоэтапа. Меня стали одолевать сомнения.

Где-то к трем часам дня сомнения усилились. Я был уже почти уверен в том, что не смогу уложиться в отведенное на велоэтап время. Вдруг я заметил Джонно, Дэвида и Дона, которые стояли на обочине и размахивали маленькими австралийскими флажками. Увидев их, я на какое-то мгновение ощутил прилив энергии, но дело шло к вечеру и даже широкая улыбка Дона не могла существенно поднять мой дух. Мне едва удавалось заставлять свои руки крутить рукоятки. У меня больше не было сил. Я попробовал сосредоточиться на том, что если не уложусь в лимит времени, то проиграю. И тогда гонка для меня будет закончена.

К тому времени, как я добрался до последнего холма примерно в 800 метрах от транзитной зоны, мне стало ясно, что ничего не выйдет. Солнце скрылось, и вместе с ним растаяла моя мечта стать первым колясочником, сумевшим покорить Ironman. Начиная подниматься на последний холм, я заметил Джонно. Он стремительно несся через поле для гольфа, чтобы оказаться рядом со мной. Сначала он просто шагал рядом и ничего не говорил, пока я из последних сил пытался добраться до конца подъема. Наконец, он прервал молчание.

— Приятель, ты не уложился в лимит, и тебя дисквалифицировали. Но они собираются разрешить тебе продолжить гонку и пройти марафон. Они хотят, чтобы ты добрался до финиша.

Я долго молчал и просто продолжал вращать рукоятки, медленно поднимаясь вверх по крутому холму. Я понимал, что, на его взгляд, он принес мне сразу и хорошую, и плохую новости: плохая заключалась в том, что моего имени не окажется в официальном списке финишеров, а хорошая — в том, что я мог подвергнуть свое тело мучительной попытке преодолеть 42 километра в гоночной коляске после того, как 10 с лишним часов насиловал каждый мускул верхней половины своего тела. Я взглянул на свои ноги и разозлился на них за то, что они не позволяли мне сесть на нормальный велосипед. Но затем я напомнил себе, что если бы мои ноги работали, то я вообще вряд ли попал бы на гонку в Коне.

После паузы, которая тянулась целую вечность, Джонно заговорил снова. Он знал, о чем я думал. Он видел, что меня одолевала жалость к самому себе и что из этого не может выйти ничего хорошего.

— Джон, ты должен продолжить, — сказал он. — Сегодня день рождения моего сына, но я приехал сюда, чтобы поддержать тебя.

Какое-то время мы двигались молча.

— Ты должен продолжить, — повторил он, и это была не просьба, а приказ.

Взглянув на него, я увидел в его глазах слезы. — Тебе придется еще немного поднатужиться, приятель.

— Ладно, — ответил я.

Я не мог поступить иначе. Если сейчас я остановлюсь, то махну рукой не только на себя, но и на Джонно, и на всех остальных, кто приложил столько усилий, чтобы подарить мне этот день.

Я зарулил в транзитную зону, где меня с нетерпением дожидался президент гонки Дэвид Пейте.

— Прошу прощения, Джон, но ты опоздал на 40 минут, — сказал он. — Мы вынуждены тебя дисквалифицировать. Но нам хотелось бы, чтобы ты все равно продолжил гонку, чтобы посмотреть, способен ли с ней справиться спортсмен-колясочник.

— Хорошо. Я продолжу, — сказал я.

Больше мне не хотелось ничего говорить. Мои руки вопили от боли. Но вместо того, чтобы прислушаться к их воплям и сдаться, я позволил Джонно и Дэвиду поднять меня с хенд-сайкла и перенести в гоночную коляску. Первые несколько мгновений я просто сидел в ней в полном изнеможении. Но затем заставил себя отправиться в темноту проходить марафонскую дистанцию. Для безопасности моя коляска была обвешана светящимися палочками, а дорогу мне освещали два мотоциклиста из группы сопровождения.

Моя решимость продолжать борьбу получила серьезный удар, когда я стал подниматься на первый холм. Это было похоже на штурм отвесной скалы. Я изо всех сил толкал обручи, пытаясь заставить коляску двигаться вверх по склону, но переднее колесо подскакивало вверх, заставляя меня почти опрокидываться навзничь. Было похоже, что теперь я действительно попал в безвыходное положение. Я не мог продвигаться вперед. Но если я не смогу двигаться, то не смогу добраться до финиша. Дэвид и Джонно шагали рядом со мной.

— Мне очень жаль, парни, — сказал я извиняющимся тоном, — но я просто не могу с этим справиться.

— А что, если тебе развернуть коляску и подняться на холм задним ходом? — посоветовал Дэвид.

Признаюсь честно, моим первым намерением было предложить ему забраться в коляску и попробовать сделать это самому. Но я сдержался и вместо этого стянул перчатки, чтобы можно было хвататься за ободья, развернул коляску и начал медленно подниматься на холм спиной вперед. Добравшись до вершины, я подумал, что надо мной забавляется какой-то злобный шутник. Впереди лежал еще один холм — такой же крутой, как этот. Спускаясь вниз по первому холму, я постарался набрать как можно больше инерции, но в середине подъема на следующий холм ее сила иссякла. Я остановился, готовый признать, что потерпел поражение. Меня догнали Джонно и Дэвид.

— Мне это больше не доставляет удовольствия, — заявил я, показывая, что окончательно выдохся.

Джонно наклонился ко мне и с кривой усмешкой прошептал:

— Боль не будет длиться вечно, но воспоминания останутся навсегда.

— Запечатлейте это на пленке, ребята, — сказал я съемочной группе NBC, освещавшей соревнования. — Это было прекрасно.

Затем я развернул коляску и стал взбираться на холм спиной вперед. В тот момент, когда Джонно произнес эти слова, я понял, что ничто на свете не сможет заставить меня сдаться.

Я закончил гонку за 14 часов 52 минуты. Как я внезапно обрел решимость продолжать двигаться вперед, когда уже знал, что не в состоянии преодолеть ни сантиметра? Когда я приблизился к линии финиша, Джонно ответил на этот вопрос:

— Ты ушел из реалити-шоу «Улица Выживания» и двинулся дальше, потому что тебя останавливал не холм, а твой собственный разум.

Он был прав. Когда я отказался остановиться, то нашел в себе силы продолжать движение. Награда стоила боли. На финише меня приветствовала громадная толпа народа. После пересечения финишной линии я выполнил лихой пируэт, а затем достал из-за пазухи австралийский флаг и стал им размахивать. Девушки перегибались через ограждение и целовали меня. Дон повесил мне на шею гавайскую гирлянду, которая должна была стать достаточной наградой, поскольку я был дисквалифицирован и не мог получить медаль финишера. На этом моя гонка закончилась. Я осуществил свою цель. Я стал «железным человеком».