Введение в мифологию - Александра Баркова

И теперь мы переходим к истории эпоса. Об этом я скажу два слова, потому что в свое время написала довольно хорошую статью «Четыре поколения эпических героев». Она вполне доступна, и, я надеюсь, вы ее прочтете. Буквально в двух словах. Герой архаического эпоса – это разобранный нами во всех подробностях яростный неистовый исполин, существо, наполовину принадлежащее к потустороннему миру, достаточно слабо себе представляющее законы человеческого мира. Такой эпос был распространен у народов, живших племенным строем. К счастью, успели записать большое количество сказаний народов Сибири и Дальнего Востока. И Сибирское отделение Академии наук продолжает издавать эпос Сибири и Дальнего Востока. Эти сказания, конечно, вымирают, но все-таки их успели зафиксировать.

С возникновением государственности меняется эстетический и этический идеал. Избыточная сила перестает считаться достоинством. Этот образ уходит в прошлое. Достоинством становится совершенно другое – соблюдение и поддержание человеческих норм. Соответственно, герой – это уже идеальный человек, совершенный во всем: он и искусный воин, и образованный, и благородный, и так далее. Одновременно и, может быть, стадиально несколько позже развивается образ, восходящий к глубинам шаманского мифа, к образу первопредка – образ трикстера, то есть хитреца, плута. Того, кто будет действовать хитростью. И далеко не всегда это будет приносить ему удачу. С трикстером достаточно часто будет ситуация и в шаманском мифе, и в эпосе, как он перехитрил сам себя. Самый известный образ трикстера в эпосе – это, конечно, Одиссей. Но Одиссей, хотя и известный плут, имеет черты самых разных поколений героев. В первую очередь это будет раннегосударственный герой, потому что хитростью Одиссей действует против неантропоморфных врагов (всем известная история Одиссея и Полифема).

И когда мы рассматриваем конкретные эпические тексты, деление героев на архаических и раннегосударственных, которое я отчасти сейчас озвучила и которое полностью приведено в моей статье, не срабатывает. В этом нет недостатка, потому что схема на то и схема, чтобы выявлять основные тенденции, а реальная картина, конечно, всегда сложнее и многообразнее. Итак, что мы имеем в реальных эпических традициях? Подавляющее большинство наиболее известных нам героев эпоса нельзя отнести однозначно ни к архаическим, ни к раннегосударственным. Они будут иметь черты того и другого. Опять же самый яркий из возможных примеров – это Илья Муромец. В некоторых случаях он имеет черты четкой архаики, в других – обозначается его «человечность» (не в смысле «гуманность»), соответствие физическим возможностям человека, когда он будет, например, говорить, что по калачику в день ест, по чарочке выпивает. А о том, что в кабаке он пропивает золотые маковки церквей, об этом сказитель своевременно забывает, если вообще этот сказитель знал данную былину.

Таким образом, мы заканчиваем историю эпоса и переходим к нашей следующей большой теме. Эта тема – книга Владимира Яковлевича Проппа «Исторические корни волшебной сказки». И прежде чем речь пойдет дальше, книга Проппа должна быть прочитана. Я не собираюсь ее вам пересказывать. И то, о чем я буду в дальнейшем говорить, – некоторый комментарий к книге Проппа. Поскольку книга была издана уже более шестидесяти лет назад (написана была еще раньше, потому что это его докторская диссертация и она была защищена перед Великой Отечественной войной, издана в 1948 году; естественно, за эти десятилетия наука шагнула вперед), некоторые положения Проппа нуждаются не то чтобы в корректировке, а в некоторых уточнениях.

Сначала несколько слов о самом Владимире Яковлевиче. В молодости он написал книгу, которая до сих пор остается одной из «священных» книг структурализма. Это книга «Морфология сказки». Весьма почитаемая в науке, сначала больше за рубежом, потом и у нас. Но, честно говоря, я эту книгу не люблю. И причин всеобщего безумия в связи с ней не понимаю, что, впрочем, не отменяет всех ее достоинств. В этой книге Владимир Яковлевич подробно описывает структуру волшебной сказки, доказывая, что сказки при всем многообразии имеют структуру универсальную и чрезвычайно жесткую, что им весьма подробно выводится. При желании найти эту книгу несложно, прочтете. Затем он пишет, на мой взгляд, свою лучшую работу – «Исторические корни волшебной сказки», за которую его потом подвергают чрезвычайно жестокой критике. Надо понимать, что в советское время человек с немецкой фамилией («Пропп» – фамилия немецкая) мог иметь именно из-за фамилии серьезные проблемы.

К сожалению, научные книги обсуждались не только в научных аудиториях, но и в газетах. И когда в газете пишут, что господин Пропп переносит представление о немецких публичных домах на русские сказки, то это равносильно приговору, и чуть ли не смертному. Понятно, что речь шла, естественно, о мужском доме. Ему удалось избежать лагерей, но в дальнейшем он замаливал грехи. Позже им была написана книга «Русский героический эпос». Я, как человек, вот уже двадцать лет занимающийся эпосом, ее читала, и неоднократно, и, к сожалению, понимаю, что книга плохая. У него не было выхода: или Колыма, или написать то, что от него хотят. Он избрал второе, и нельзя его за это осуждать. В качестве книги о русских былинах не стоит читать Проппа, хотя читать по этой теме практически нечего. Разве что Бориса Николаевича Путилова, но это отдельный разговор, к которому мы вернемся, когда дойдем до былин. Говорят, что у Проппа есть книга еще хуже: «Русские аграрные праздники». Мне по долгу службы не приходилось ее читать, я ее и не читала – поверила своим научным руководителям. Трагическая судьба. Но стоит заметить, что то, что я вам даю по шаманскому мифу, делается на основе тезисов статьи Владимира Яковлевича «Чукотский миф и гиляцкий эпос», которая указана у вас в программе. Не знаю, можно ли ее найти в Интернете; при желании найдете в библиотеке.

Прежде чем переходить к комментариям к «Историческим корням», надо заметить одну очень важную вещь. В жизни человека есть известные ситуации перехода. В первую очередь это переход из небытия в бытие, то есть рождение. Затем – из невзрослого состояния во взрослое (то, что связывается со свадьбой). И следующий переход, соответственно, из бытия в небытие – смерть. Все биологические процессы (вспоминаем первую лекцию: противопоставление своего и чужого) относятся к сфере… «своего» или «чужого»? «Чужого». Человек в них вмешиваться не может. Они идут помимо его воли, не контролируемы. Избегать биологических процессов невозможно, остается один-единственный выход: ввести их в сферу «своего». Каким образом это можно сделать? Все биологические процессы дублируются ритуалами. Причем если сам процесс по времени недолог, то он оказывается противоположным образом растянут во времени, и наоборот. Что такое по времени процесс рождения? Это несколько часов схваток. Сколько занимает процесс родов в ритуале? Несколько дней. Если мы берем русскую обрядность, то там будет ряд моментов для будущей матери: предродовые, роды, через несколько дней крестины (как известно, мать на крестинах не должна присутствовать). Здесь очень четко противопоставляется биологическое и ритуальное. Процесс смерти. Сколько он длится физически? Столько, сколько длится агония. Опять-таки несколько часов. Сколько времени человек умирает социально? Три дня – похороны, девять дней – поминки, сорок дней – поминки, и последние обязательные поминки – это год. Традиционно, спустя год после смерти человек переходит в это самое сообщество предков и дальше уже действует как предок. Процесс полового созревания. Сколько длится? Трудно сказать, год или больше. Даже, можно сказать, не один год. В ритуале обратная картина. Это несколько дней. Это обряд инициации.