Путь императора - Александр Мазин

– А ты? – снова спросил Кадол.

– Они, а не я. Иди! – и подтолкнула его в нужную сторону.

Кадол сорвался с места и через мгновение исчез в темноте.

Нифру тут же пожалела, что отдала сыну амулет. Она чувствовала, что он очень скоро будет ей необходим. Но сделанное – сделано.

Оставшись в одиночестве, Нифру ощутила себя почти беспомощной. Дело не в том, что сын не мог теперь ее защитить. Просто, когда рядом находился кто-то из близких, Нифру могла выстроить связь между собой и родным человеком и черпать из нее силы, прятаться в ней, как путник, который поворачивается спиной к холодному ветру. Старый лес был полон древней магии. Пока с Нифру оставался Кадол, магия эта не пыталась проникнуть в душу фетсианки. Потому что рядом с ней – чужой. Теперь же осторожные щупальца потянулись к Нифру, как корни деревьев тянутся к воде. И фетсианка не могла даже прикинуться, что ее нельзя пить. Ей нужно отыскать Фаргала, а отыскать его можно только волшебством.

И Нифру сама взялась за нити магической паутины. Теперь на десятки миль вокруг все, кто умел видеть невидимое, узнали: она здесь. Зато и лес сразу открылся ей, и Нифру «увидела» Фаргала. Мальчик оказался совсем рядом. И в полном порядке. Он спал!

– Эгей,– негромко позвала Нифру.– Слезай, малыш, пойдем домой.

Фаргал проснулся и, нисколько не удивившись появлению фетсианки, тут же соскользнул вниз, ей на руки. И немедленно задремал, опустив головёнку на плечо Нифру.

– Неужели ты думаешь, маленький беглец, что я тебя еще и понесу? – поинтересовалась женщина.

Фаргал неохотно спустился на землю.

– Ух ты, как темно,– заметил он.– Ты думаешь, мы найдем дорогу?

– Запросто,– уверила его Нифру.

Все ее беспокойство мгновенно рассеялось. С некоторым удивлением она поняла, что этот кроха охраняет ее от опасных чар куда лучше Кадола. Просто потому, что в нем самом не было страха. Совсем не было. Удивительно. Почему Нифру раньше не замечала этого?

Где-то близко пульсировали недобрые порождения волшебства. Могучего волшебства, не чета ее собственному. А Нифру не боялась. Она заразилась бесстрашием малыша, как будто одной отваги довольно, чтобы уберечься от беды. А может быть, это впрямь так?

Когда нужно, змей мог двигаться совершенно бесшумно. Он тек, как вода, и сливался с темнотой, словно сам – часть ее. Собственно, так оно и было. Мрак не мешал змею. Ночью он видел даже лучше, чем днем, а две человеческие фигурки, петляющие между деревьями в каких-нибудь двадцати шагах, даже и не пытались прятаться. Время от времени треугольная голова змея поднималась вверх и медленно поворачивалась. Змей не терпел, когда на его охотничьей территории появлялись другие хищники. Серебристое днем, а сейчас совершенно черное тело вздымалось вверх на восемь локтей – вполне достаточно, чтобы любой ночной охотник убрался с дороги.

Чем ближе Нифру подходила к лагерю, тем сильнее беспокоилась. Определенно, ее близким готовилось что-то недоброе. Но что именно, она предположить не могла – с магией угроза не имела ничего общего.

Если бы она не отдала волшебный камень…

Малдуат стоял на краю поляны, шагах в сорока от костра. Он не опасался, что мужчина у огня его заметит. Ни один мало-мальски опытный воин не сядет лицом к костру, а этот уставился на пламя, словно это домашний очаг, а не костер в лесу. Даже если горе-часовой и оглянется, за те мгновения, пока глаза его привыкнут к темноте, Малдуат успеет укрыться за деревом.

Так, два фургона, четыре лошади. Явно не купцы и уж точно не солдаты. Будь Малдуат у себя в горах, наверняка заподозрил бы засаду. Слишком беспечны, слишком на виду. А в фургонах запросто можно спрятать полсотни бойцов. Но у равнинников на такое мозгов не хватит. Тем более откуда им знать, что Малдуат поведет своих этой тропой.

За спиной громко засопел его помощник. Тоже равнинник, недотепа.

– Возвращайся к нашим, скажи: я приказал оцепить поляну,– скомандовал горец. – Брать живыми. Фургоны беречь, понятно? И предупреди: если кто шумнет – зарежу.

Малдуат не шутил. И помощник знал: горец не шутит. Значит, постараются не шуметь. Если смогут. Великие предки, досталась же ему команда!

Малдуат был не совсем справедлив к своим людям, по обычным меркам – достаточно опытным разведчикам.

Помощник отошел.

Малдуат услышал шум. Воин беззвучно выругался, но тут же сообразил: это не его человек. Кто-то бежал к лагерю. Горец моментально выдернул из-за головы меч и еще через мгновение увидел бегущего. Тот промчался буквально в пяти шагах от него. Малдуат слышал его тяжелое дыхание. Бегун притормозил рядом с костром и начал что-то втолковывать сидевшему у огня мужчине. Слов Малдуат разобрать не мог, но подбираться ближе не стал. Ни к чему. Сидевший у огня пробубнил в ответ басом. Прибежавший стал с ним спорить. Потеха!

– Готово,– к Малдуату подошел помощник.– Это кто?

Он имел в виду прибежавшего.

– Не важно.

Горец видел троих самерийцев, спрятавшихся за толстенным стволом кедра буквально в пяти шагах от костра.

«Фургоны – это отлично,– подумал он.– Оставлю парочку эгерини, половину отряда посажу внутрь, и можно будет ехать, куда хочешь».

Малдуат вложил меч в ножны (вступать в драку он не собирался, сами справятся) и, поднеся ладони ко рту, трижды ухнул филином. Его люди разом выскочили на поляну.

Кадол и Налус не успели опомниться, как оказались на земле с самерийскими мечами у горла. Четверо разведчиков прыгнули в один фургон, шестеро – в другой. Из первого раздался женский крик, а через несколько мгновений наружу выкинули двух женщин и старика. Со вторым фургоном возникла заминка. Малдуат услышал шум, проклятия, чей-то придушенный вопль, затем из фургона кубарем вылетел один из самерийцев и остался лежать. С противоположной стороны фургона выскочила женщина и бросилась в лес. Напрасный труд. Ее тут же перехватили и швырнули на землю.

В фургоне все еще гремело и трещало. Затем, к некоторому удивлению Малдуата, из него выпрыгнул мужчина с двумя топорами в руках. Выпрыгнул – и тут же отпрянул в сторону, избегая стрел. Малдуат запретил своим стрелять, поэтому маневр этот был лишним. Но горец его оценил.

Стрелять – не стреляли, но кинулись на эгерини сразу человек восемь с разных сторон: перехватить, если вздумает удрать.

Мужчина, однако, удирать не собирался. Он сам бросился на двоих, что поспевали к нему первыми, и в два удара положил обоих. Малдуат даже прищелкнул языком от удовольствия. Экий молодец!

Но остальные сообразили, что эгерини – не деревенский увалень, и стали осторожными. Больше никто не подставился. Обложили, как гончие кабана, но чуть раньше эгерини успел отступить, прикрыв спину фургоном, и взять его стало намного трудней.

Малдуат не собирался вмешиваться. Двадцать против одного – вполне достаточно.