Волчья стая - Алексей Макеев

Крячко безнадежно махнул рукой, выпил стопку и стал рассказывать, перескакивая с эпизода на эпизод, о том, что случилось сегодня в три часа дня на Новокунцевском кладбище, вблизи свежезарытой могилы Алексея Давиденко.

…Холмик, на котором кладбищенские служители уже закрепили временный памятник, был засыпан осенними астрами, хризантемами, поздними махровыми розами, покрыт богатыми венками. Народу на похороны Алексея Борисовича собралось, по московским меркам, немало: около ста человек. Было чинно, богато и неискренне. Крячко от души надеялся, что его самого будут хоронить в более душевной обстановке. Хоть торопиться с проверкой, понятно, не собирался.

Расходились спокойно, без особых эмоций, предвкушая хороший поминальный обед в столовой специнтерната «Палестра», что в Битцевском лесопарке. Собственно, некому было искренне и глубоко грустить! Родители Алексея Борисовича погибли в автомобильной катастрофе около десяти лет назад, детьми покойный не обзавелся по причине сильнейшей неприязни к детям, что своим, что чужим, а вдова – Екатерина Федоровна – выглядела как угодно, только не безутешно. Отлично она выглядела, и даже положенный траур лишь подчеркивал ее красоту и молодую свежесть.

Еще до трагических событий, перевернувших ритуальную постпохоронную благость, Крячко успел познакомиться с ней, выразить свои соболезнования и даже договориться о встрече на завтра. Она ломаться не стала, согласилась быстро и легко.

Внешность у Екатерины была, что называется, яркая. Высокая, чуть полноватая, с крупными броскими чертами лица. Волевой подбородок надменно вздернут. Ее темно-русые волосы ложились на плечи крупными кудрями, отчего-то было ясно: нет тут никакой завивки, все от природы. Из-под слегка изогнутых бровей на Крячко внимательно, немного насмешливо глядели большие, глубоко посаженные глаза цвета пасмурного неба. Было в этой женщине что-то неуловимое, вызывающее в памяти портреты Боровиковского и Рокотова.

– Вы, полковник, я вижу, слегка шокированы тем, что я не проявляю особых эмоций, не заламываю рук и не стенаю: «Ах, положите меня к нему!»? – спросила Екатерина Федоровна. – Меж тем все предельно просто: мы с Алексеем уже успели стать чужими людьми. Он, скажу вам откровенно, терпеть меня не мог. Но и разводиться не желал, это ведь на карьере могло сказаться. Почему могло, вам объяснить? Да, вы все верно поняли. Мой папа был бы, мягко скажем, не в восторге.

– Но хоть какие-то предположения у вас имеются? – нейтральным тоном поинтересовался Станислав. – У него были враги? Кто мог желать его смерти?

– Смерти? Да хоть бы и я… – обаятельно улыбнулась вдовушка. – Но не берите этого в голову, полковник. Здесь вам ничего не светит. Вот только боюсь, что помочь вам не смогу. Даже если бы хотела… Знать ничего не знаю, ведать ничего не ведаю. А враги у Лешеньки были. Уверена. У такого человека не может не быть врагов. А в чем-то он сам был самым главным своим врагом.

Гуров только головой покачал, выслушав столь интересное сообщение Станислава. Не слишком ли вдова откровенна с милицейским полковником, которого видит впервые в жизни? Подобные психологические нестыковки всегда настораживали Гурова.

– И я решил, – Крячко демонстративно пожал плечами, – ничего не форсировать. Выждать. Хотя бы до завтра. Тем более что разговаривать по душам с подобными особами – это ты лучше умеешь! Кстати, неплохо было бы ознакомиться с ее биографией чуть подробнее. Дабы иметь на руках хоть какие-то козыри. А вскоре мне стало совсем не до мыслей о вдовице Алексея Давиденко. Такое началось…

Началось на престижном кладбище действительно «такое»… Из-за кустов уже пожухшей сирени вдруг показался человек в противогазной маске с обрезанным низом. Как одет? Да стандартно: джинсики, курточка… Никто же внимания специально не обращал, вся охрана, которой было немало, примитивно лопухнулась. Классический эффект неожиданности, бич «секьюрити» любого уровня и черное счастье террористов.

– Словно вынырнул справа от двух больших памятников, – Крячко расстроенно развел руками. – И я тебе скажу, Лева, либо это женщина, либо, что вернее…

– Подросток?

– Как ты…

– Да вот появились у меня некоторые соображения, – очень невесело откликнулся Гуров. – Ох, и непростое заведение эта самая «Палестра»! Но об этом немного позже. Продолжай.

Рассказ Крячко оказался краток. Нечего было особенно рассказывать. Просто на глазах у всех убили человека.

Неизвестный в противогазе сделал короткое, неуловимое движение рукой. И тотчас, пока еще никто не понял, что происходит, пустился наутек. А сегодняшний собеседник Льва Гурова, заместитель и несостоявшийся преемник Давиденко на посту директора специнтерната «Палестра» схватился за грудь и тяжело осел на землю.

Анджей Маркович Сарецкий умер мгновенно, не мучаясь. Железный шип – заточенный гвоздь – пробил ему правый желудочек сердца. Такая смерть милосердна, вот, правда, и спасать от подобных ранений не научились!

В поднявшейся свалке и всеобщей суматохе гнаться за убийцей было без толку: он будто сквозь землю провалился!..

– Итоги у нас вытанцовываются крайне неутешительные, – грустно усмехнулся Гуров. – Имеем два трупа. Мотивы обоих убийств – совершенно неясны. Есть, правда, некоторые соображения… Но пока давай-ка разберемся с вещественными доказательствами, это единственное, что у нас реально в руках. Кстати, есть ведь и третий труп, того самого несчастного солдатика. Сейчас поговорим о твоем визите к военным дознавателям. Но сначала… Эксперты экспертами, однако у нас есть собственные мозги, пора ими пошевелить. А то, что шевелить начнем здесь, у меня на кухне, так это делу не помеха. Напротив! Дома и стены помогают, а сколько всего интересного начиналось на российских кухнях, так не мне тебе о том рассказывать!

Лев придирчиво и внимательно принялся разглядывать три вещи, унесшие жизнь троих человек. Три смертоносных предмета. Два из них были практически идентичны и представляли собой тридцатисантиметровые куски стальной проволоки, остро отточенные на одном из концов и слегка сведенные на конус – для баланса. Каждый из кусков был покрыт неглубокой, но частой спиральной резьбой. Хвостовые концы металлических штырей были слегка расплющены, видимо, для лучшей стабилизации в полете. Хотя сразу догадаться, что это такое, было непросто.

– Это что-то вроде стрел или дротиков, – уверенно сказал Гуров. – Сталь уже идентифицирована экспертизой. Куски сварочного электрода, «пятерки», скорее всего – УОНИ. Их очистили от футеровочной обмазки и слегка обработали на токарном станке. Вот и получились такие убойные штучки. При высокой начальной скорости они в полете кувыркаться не станут, пройдут, как по ниточке. Сопротивления воздуха хватит. Плюс отличная балансировка. У какой-то сволочи неплохая голова и умелые руки.

– Из чего же, по-твоему, их выпускали? – заинтересованно спросил Крячко. – Какая-нибудь пневматика? Следов пороха нет, значит, стреляли «холодным способом».

– Именно так, – согласился Гуров, а затем с сомнением покачал головой. – Пневматика? Что-то вроде духового ружья? Не думаю… Я там, в кабинете, вчерне прикинул силу удара. Чтобы эта стрела пробила череп и вошла настолько глубоко в дубовую панель стенной обшивки… Не меньше полутонны выходит! Это какое же должно быть духовое ружье?! С гаубицу величиной. Совершенно ясно, откуда был произведен выстрел в Давиденко: стреляли с ветки липы, растущей во дворе. Об этой ветке речь еще впереди, но со здоровенным духовым ружьем на нее по-любому не взберешься. Да и целиться очень неудобно было бы. Нет, Стас, здесь использовали что-то компактное, но весьма мощное. И еще: обрати внимание на хвостовые части. Вырезы небольшие видишь? Как нарочно для тетивы предназначено! Лук отпадает по причинам очевидным. У чего еще бывает тетива? Вопрос на сообразительность и эрудицию.