Имидж старой девы - Елена Арсеньева

К сожалению, оптика в старом театре имелась не больно-токачественная, а потому к ней надо было приспособиться. Порою это занималонекоторое время. Вот и в тот вечер, настраивая строптивый бинокль во времяувертюры, Бергер вдруг обнаружил, что смотрит не на роскошный сверкающийзанавес, а на лица каких-то людей, сидящих в партере. Вернее, лицо он виделтолько одно – мужчины, обернувшегося назад и ненавидящим взглядом уставившегосяна женщину, которая сидела в другом ряду, сразу за его спиной. Ее лица Бергерразглядеть, конечно, не мог, но обратил внимание на непомерно пышную прическу.Голова казалась непропорционально большой по сравнению с плечами, и Бергер намиг пожалел тех, кто сидит позади нее. Этот безумный начес практически лишал ихшансов видеть сцену! Потом у него мелькнула мысль, что дамам с такими прическаминадо на входе выдавать что-то вроде купальных шапочек: чтобы плотно облегалиголову и унимали буйство волос. Затем он удивился, отчего этот человек смотритна женщину настолько люто: он ведь сидит впереди, а не сзади, ему нисколько немешает ее прическа. Но вскоре он обо всем забыл: увертюра закончилась, началсяспектакль.

Случилось так, что в тот вечер Бергер еще раз столкнулся сэтим мужчиной и этой женщиной. Дело в том, что посещение театра было для негоодним из величайших праздников в жизни. Это впечатление сохранилось еще сдетства, когда мама в антракте непременно водила его в театральный буфет. Нигдене доводилось Саше есть такие несусветно вкусные «корзиночки», как в буфетеоперного! «Корзиночки» вообще всю жизнь были его любимыми пирожными, и дажетеперь он, большой уже мальчик, становился в антракте в очередь со школьникамии солдатами – самыми ретивыми посетителями буфета. Так же, как они, Бергерпокупал «корзиночку», а чаще – две, потому что был сладкоежкой, и стакан сокаили лимонада, потому что ничего крепче шампанского не пил, да и то лишь наНовый год.

Своему пристрастию Бергер не изменил и в тот вечер. Но когдаон с тарелкой и стаканом в руках пробился в укромный закуток, где только чтобыло относительно свободно, прямо перед ним на облюбованный угол столапоставили свои чашки с кофе и тарелки с эклерами другие люди. Он сначалаобратил внимание на неряшливую, слишком пышную прическу женщины, потом вспомнилсаму даму, а затем узнал и ее спутника. Эту пару Бергер видел в бинокль. Лицаженщины он снова не разглядел, ибо она опять стояла спиной к нему, но мужчинурассмотрел хорошо. Таких типов когда-то называли вальяжными. Правда, выражениеспокойного самодовольства на его лице изредка нарушалось судорогами ненависти.Он исподлобья смотрел на спутницу и жадно заглатывал куски нежного эклера,часто облизываясь, ибо пирожное было свежим и переполненным кремом. Однако вего глазах сверкала такая злоба, будто вместо эклера он предпочел бы вгрызтьсяв горло собеседнице!

Какое-то время Бергер просто-таки не мог отвести глаз отэтого породистого, привлекательного лица, на котором два взаимоисключающихвыражения менялись с невероятной скоростью и яркостью. Потом дама, шагнуввперед, заслонила мужчину своим отнюдь не худым телом, а необъятной прической –его лицо. И тут прозвенел третий звонок, замешкавшийся Бергер поспешилприкончить свои «корзиночки», а когда расправился с ними, эта пара уже ушла. Изчистого любопытства он пытался снова нашарить их в зале с помощью бинокля, ноне удалось. Потом, понятно, Бергер забыл о них обоих и, может статься, никогдане вспомнил бы, если бы не увидел паспорт с фотографией того, кто сейчас,изуродованный до неузнаваемости, остывал в сырой аллее бывшего кладбища. Азвали его Симанычев Геннадий Валерьевич, 1960 года рождения…

– Чего уставился? Знаешь его? – нарушил его думы голосстаршего опергруппы. – Дай сюда документ.

Бергер протянул паспорт.

– Да, видел однажды мельком. Случайно, в театре. Кстати, –повернулся он к хозяину бульдога, – кстати, а та женщина, которую вы заметили сним рядом, – она какая была? Ну, какого роста, телосложения?

Свидетель несколько раз сосредоточенно моргнул:

– Высокая, это точно. Они одного роста были с этим… – Онкивнул на труп, замялся, не зная, как его точнее назвать, чтобы снова не статьобъектом насмешек. – Хотя я слышал стук каблуков… Она на каблуках была. Полная,мне показалось, что она была такая… крупная. Хотя на ней был плащ. Может, из-заплаща создалось такое впечатление? И еще! Волосы у нее были растрепанные! Ясначала почему на них внимание обратил? Потому что у нее голова была какая-тобольшая-пребольшая! Лохматая такая.

– Минуту, свидетель! – грозно остановил его в это мгновениестарший опергруппы, явно почуяв в разговоре свидетеля с Бергером ущемлениесвоих прав и мгновенно переходя от полупьяного, разухабистого тона на деловой идаже агрессивный. Что характерно, вся его опергруппа немедленно проникласьсходным настроением и не просто посерьезнела, но неумолимо посуровела. –Минутку, свидетель! С вас еще показаний не снимали. Мы еще даже вашего имени неспрашивали!

– Так спросите. Давно пора, на самом-то деле, – посоветовалБергер.

– И спросим! – сдвинул брови старший. – Не волнуйтесь,спросим! А вы, видать, решили взять дело следствия в свои руки? Может быть, и вотделение с нами проедете, и эксперта вызовете?

– Вряд ли, – буркнул Бергер, ругая себя за то, что опятьпозволил сыскным рефлексам восторжествовать над спокойствием и благоразумием,приобретенными с таким трудом. – Вы правы – это не мое дело. Я лучше пойду.Поздно уже.

– Как это – пойдете? А показания давать?

– Вот моя карточка, – Бергер протянул визитку. – Здесьадрес, телефон. Можете и паспортные данные списать – вот он, паспорт.Понадоблюсь – следователь повесткой вызовет. А задерживать меня для дачипоказаний у вас нет никаких оснований, ибо я не был свидетелем случившегося идаже труп не я обнаружил. Просто так, случайный прохожий. Зевака, прощевыражаясь. Строго говоря, вам и этого гражданина надолго задерживать не стоит,все-таки ночь на дворе.

– Ну что вы, спасибо, я с удовольствием! – замахал рукамихозяин Финта. – Расскажу все, что видел, что слышал. Без проблем.

– Вот это позиция, я понимаю, – кивнул старший, вчитываясь встрочки на визитке Бергера. – Человек хочет органам помочь. А вы…

И он умолк, наконец-то прочитав на визитке словосочетание,отвратительное для всякого штатного сотрудника официальных органов: частныйдетектив .

– Е-мое! – простонал он потрясенно. – Ох, держите менячетверо! Витька, а ну дай рацию.

Шофер протянул ему трубку.

– Ковалев? – спросил оперативник. – Это твой однофамилецговорит из Нижегородского. Простучи-ка по адресному бюро и прочим каналам мнетакую фамилию: Бергер Александр Васильевич. Да, Бергер. Наверное, немец, а тебекакая разница? Давай делай, быстро.