Наполеон. Последняя любовь - Томас Костейн

— Сразу же позаботьтесь обо всем и пусть сюда, как можно скорее, перевезут мою походную койку. Если наша милейшая переводчица проводит нас к павильону, мы решим, какие вещи нам потребуются.

Бетси проводила их по саду к холму, где стоял павильон. Наполеон остановился в тени арки, обвитой виноградом, за которой начинался густой сад.

— Как здесь тихо и спокойно, — вздохнул Наполеон. — И очень прохладно. У вас все время дует легкий ветерок?

— Всегда, Ваше Высочество. Пассаты постоянно проходят над нашими землями. Но зимой нам бы хотелось, чтобы они прекратились, потому что становится холодно и зябко. А они дуют постоянно не переставая.

— Мне стоит воздеть руки к небесам, подобно Иисусу, и приказать, чтобы ветры перестали дуть[13].

На лице Наполеона появилась улыбка. Казалось, он сам почти верит собственным словам. Потом он перевел взгляд на водопад на заднем плане.

— Как поразительно! Неужели вода никогда не достигает земли?

— Видимо так, Ваше Высочество. Мы очень гордимся водопадом. Мой папа говорит, что таких водопадов нет больше нигде. Даже в Карлтон-Хаус.

Наполеон склонился к девушке и слегка ущипнул ее за ушко.

— Как мне повезло, ma petite, что у вас была французская нянюшка!

В саду стояли кресла, Наполеон уселся в одно из них и жестом показал Бетси, чтобы она тоже села.

— Вы свободны, — сказал он Бертрану. — А теперь, мадемуазель, мы с вами побеседуем.

— Ваше Высочество, я могу задать вам вопрос?

— Конечно.

— Как мне вас называть? Нам сказали, что следует говорить генерал Бонапарт, но… мне кажется неправильным.

Бывший император развернулся на кресле и внимательно посмотрел на девушку. Кресло было очень легким и начало подозрительно скрипеть.

— Ma petite, почему ты считаешь это неправильным?

— Вы были императором, и к вам должны обращаться именно так. Я не смогу к вам обращаться по-другому. Иначе я буду чувствовать, что обидела вас.

— И вы не хотите меня обижать?

— Конечно нет, Ваше Высочество!

Наполеон любил говорить, что страсть никогда не захлестывала его. Но в данном случае все было совсем не так. Обычно кожа лица у него была белой и прохладной, но тут вдруг покраснела: злая алая краска залила белый мрамор лба.

Он поднялся на ноги и начал расхаживать взад и вперед. Обычно, когда он задумывался, то сцеплял руки за спиной. В этот раз он не стал так делать, а размахивал руками в такт шагам. Было ясно, что император сильно взволнован.

«Нет никакого генерала Бонапарта, — думал Наполеон. — Он перестал существовать, когда я покинул Египет. Его место занял Первый Консул, а затем — Император. Если бы он существовал сегодня, то это были бы тень или дух, отправившийся по горячим дорогам к пирамидам. Или он плыл на том судне, которое привезло меня во Францию. Генерала Бонапарта вытеснили успехи Первого Консула и слава Императора».

— О, эти англичане! Холодные и жадные счетоводы, банкиры и строители кораблей! Они всегда могут изобрести, как посильнее меня оскорбить! Они говорят, что никогда не признавали меня в качестве Императора и для них я навсегда останусь генералом Бонапартом. Они желают навеки сохранить картину тощего, умиравшего с голода молодого офицера, появившегося из революционной стихии. Я должен дать твердое обещание — никогда не признавать это имя. Если ко мне станут подобным образом обращаться, я не буду отзываться. Если на это имя доставят письма или записки, я стану возвращать их, не вскрывая, независимо от адресата, от простых чиновников или от Императора Австрии или английского короля. Мне все равно! Эти письма я не стану никогда вскрывать. Они могут поместить меня под стражу или в одиночку. Генерал Бонапарт перестал существовать!

Он заметил, что Бетси поднялась и в нерешительности стоит рядом с креслом, прижимая шляпку к юбке. Девочка выглядела очень расстроенной.

У Наполеона сразу переменилось настроение.

«Она решила, что сказала что-то, что меня сильно разозлило, — подумал император. — А на самом деле, это дитя имело благородство заявить, что все происходит не так, как следует. У нее хватило мужества сказать мне об этом!»

Он подошел к креслу и с силой хлопнулся в него. Треск дерева стал поистине угрожающим.

— Вы говорите, что не хотите меня обижать?

— Да, Ваше Высочество.

— Мне приятно, что вы так думаете. Обычно ко мне обращаются «сир».

Бетси помолчала и ослепительно улыбнулась.

— Си-ир? — переспросила девушка.

Когда Наполеон кивнул, она опять сделала паузу. Казалось, девушка боялась начать, говорить.

— Но… но… Ваше Высочество, вы уверены, что тут не кроется какая-то ошибка? На английском языке мы по-другому употребляем это слово.

— Неужели? И что это значит?

— У нас это значит — отец жеребенка[vii].

Наполеону не понравились ее объяснения. Он сурово взглянул на девочку, подозревая, что она его разыгрывает. А потом с трудом выдавил из себя улыбку.

— Это моя вина, — сказал он. — Я сам просил, чтобы вы говорили со мной откровенно. Боже, какой у вас ужасный язык! Мне следует обучить вас уважать и любить французскую речь!

— Боюсь, что я провалилась в качестве переводчика, — заявила девушка.

— Нет, нет! Отчего же? У вас все прекрасно получается. Но вам придется привыкнуть к моей грубости и не обижаться на это. Грубость и резкость — необходимые качества правителя. Даже… для бывшего правителя.

Через несколько минут госпожа Бэлкум, стоявшая у двери кухни, жестом позвала мужа.

— Вы только послушайте.

До них доносились звуки голосов из сада, разбитого у домика гостей. Господин Бэлкум некоторое время слушал, а затем покачал головой.

— Генерал беседует с Бетси, но я не могу разобрать слов.

— Естественно. Они болтают уже более получаса. Иногда мне кажется, что они спорят, а потом начинают хохотать.

— Бетси, Бетси! У нас с вами поистине поразительная и странная дочь!

— К нашей младшей дочери можно применить самые необычные эпитеты. Но, моя дорогая, она мне не кажется странной.

Граф Бертран уехал в сопровождении свиты императора. Им предстояло побыстрее возвратиться с вещами, чтобы обеспечить императору комфорт в этом довольно простом жилище. Казалось, Наполеона больше волновали эти проблемы.