Царица Пальмиры - Бертрис Смолл

Она одинаково хорошо держалась в седле на верблюде и на коне. Отец позволял ей упражняться во владении оружием вместе с ее младшими братьями. Она умоляла позволить ей это, и он признавал, что она — лучшая ученица из всех, кого он обучал в течение многих лет. Она превосходила даже брата Акбара. Зенобия обладала природной грацией и особыми способностями в обращении с оружием. Как ни странно, никто особенно не задумывался над тем, насколько необычна дочь Забаая. Но это — Зенобия, и она не похожа на всех других девочек, которых когда-либо производило на свет его племя. И он гордился своей дочерью.

Однако никто из молодых мужчин-бедави не желал иметь жену, которая не только ездит верхом лучше него, но и может превзойти в умении обращаться с мечом, копьем и пращой. Женщинам предназначено готовить пищу, рожать детей, пасти скот и шить одежду. Зенобия определенно не относилась к тому типу женщин, которых мужчина из ее племени мог бы любить и лелеять. Однако Оденат — мужчина совсем другого типа. По отцу он тоже бедави, однако никогда не покидал город, не выезжал в пустыню и предпочитал образованных женщин.

Забаай бен Селим взглянул на своего юного кузена и сказал:

— Ты действительно считаешь, что Зенобия могла бы стать твоей женой, Оденат? Я не думал об этом, но; возможно, ты прав. Лучшей жены тебе не найти! У нее более чем достаточно высокое происхождение, ведь по моей линии у вас общий прадед, а по линии матери она происходит от Клеопатры, последней царицы Египта. Она пока еще не стала женщиной, но через несколько лет вступит в возраст, подходящий для замужества. Однако я отдам ее лишь в качестве жены, а не наложницы, и мы должны условиться между собой, что ее сыновья будут твоими наследниками.

Князь Оденат погрузился в размышления. Это определенно неплохая идея. Этот брак полезен во многих отношениях. Во-первых, Зенобия бат Забаай с династической точки зрения подходящая пара. Кроме того, она образованная и умная девочка, судя по тому, что он знал о ней. «Если мужчина хочет иметь умных сыновей, он должен жениться на умной женщине», — подумал Оденат. Когда-нибудь она, возможно, станет очень интересной женщиной.

— Как скоро после того, как Зенобия станет женщиной, ты пожелаешь отдать ее мне, Забаай? — спросил он.

— Самое меньшее — через год, — последовал ответ. — Я даже не буду обсуждать с ней этот вопрос прежде, чем у нес начнутся месячные. А после этого ей еще потребуется время, чтобы привыкнуть к мысли о замужестве. Она прожила всю свою жизнь в простом окружении, среди членов своего племени. Но все же моя дочь совсем не такая, как все остальные девушки, Оденат. Она — бесценная жемчужина.

Молодой правитель Пальмиры бросил взгляд туда, где, скрестив ноги, на песке пустыни сидела Зенобия, наблюдая удивительно бесстрастным взглядом за мучениями убийцы ее матери. Она сидела очень прямо и очень спокойно, словно была высечена из камня. Ему приходилось видеть молодых кроликов, которые сидели точно так же. Казалось, она не дышала.

Он удивленно покачал головой. Галл ужасно мучился, однако ребенок не выказывал ни малейших признаков сострадания или хотя бы отвращения. Мужчина сможет зачать сильных сыновей в лоне женщины, в которую когда-нибудь превратится этот ребенок. Однако Оденат почувствовал мимолетное сомнение: признает ли такая женщина своего мужа господином? Может быть, если он возьмет ее в жены достаточно рано и сам сформирует ее женский характер, это станет возможным. Оденат понял, что хочет рискнуть. Он убедился — его необъяснимо влечет к Зенобии, ибо сама сила ее характера чрезвычайно интригует его.

Он улыбнулся про себя. Нет, он не даст Забааю бен Селиму слишком большого преимущества. Поэтому он сказал тоном, который, как наделся, выражал легкую скуку и пресыщение:

— Брак между Зенобией и мною возможен, кузен. Не обещай ее другому. Вернемся к нашему разговору, когда ребенок превратится в женщину, если только мое сердце к тому времени не займет другая.

Забаай широко улыбнулся.

— Будет так, как ты сказал, господин! — спокойно ответил он.

Его ни на минуту не обманули ни прохладный тон Одената, ни его видимое безразличие. Он заметил искренний интерес в горячих карих глазах молодого человека, когда он так долго, пристально и задумчиво смотрел на Зенобию.

— Ты попрощаешься с моей дочерью, князь? — спросил он. — Мы не вернемся в город до начала лета. Как только эти солдаты умрут, мы отправимся в путь, в пустыню, как и планировали.

Оденат утвердительно кивнул и пожелал Забааю бен Селиму благополучного путешествия. Потом направился к тому месту, где сидела Зенобия. Усевшись рядом с ней, он взял ее маленькую ручку в свою. Ее рука была холодна, и он инстинктивно стремился согреть ее, крепко зажав в своей ладони.

— Это римлянин умирает достойно, — сказала она, заметив его присутствие. — Но еще рано, и в конце концов он будет взывать к своим богам о милосердии!

— А для тебя так важно, чтобы он молил о милосердии?

— Да!

Она выкрикнула это слово неистово, и он понял, что она снова погружается в свои тягостные размышления. Она испытывала слишком сильную ненависть для столь юной девочки, которая до сегодняшнего дня не знала зла. Этот ребенок все больше и больше очаровывал его.

— Я хочу попрощаться с тобой, Зенобия, — сказал он, снова отвлекая ее.

Зенобия подняла на него взгляд. «Как же он красив, — подумала она. — Если бы только он не уступал римлянам так легко? Если бы только он не был таким слабовольным человеком!»

— Прощайте, мой господин князь! — холодно произнесла она и снова отвернулась, чтобы созерцать умирающего.

— До свидания, Зенобия! — нежно произнес он, легко прикоснувшись рукой к ее мягким темным волосам.

Но она даже не заметила этого. Он поднялся и пошел прочь. Закатное солнце обагрило белые мраморные башни и портики Пальмиры. Но Зенобия не видела ничего. На песке пустыни вспыхнули бивачные костры, а она все сидела в безмолвии, наблюдая за человеком, который лишил ее матери. Вокруг нее люди из племени бедави занимались своими обычными вечерними делами. Они все понимали и терпеливо ждали, пока ребенок не удовлетворит свою жажду мщения.

Винкт Секст некоторое время лежал без сознания, однако потом начал понемногу приходить в себя, пробужденный волнами боли, которая словно вгрызалась в его тело и душу по мере того, как болеутоляющие средства прекращали свое действие. Его удивило, что он до сих пор еще не в царстве теней. Он медленно, с усилием открыл глаза и увидел стройную девочку, сидевшую возле его головы и созерцавшую его страдания.

— — К-кто… Ты? — с трудом удалось ему выговорить пересохшими и потрескавшимися губами.

— Я — Зенобия бат Забаай, — ответила ему девочка на латинским языке, гораздо более чистом, чем тот, на котором говорил он. — Та женщина, которую ты зарезал, была моей матерью, свинья!

— Дай… Мне попить! — попросил он слабым голосом.

— Здесь, в пустыне, мы не тратим воду понапрасну, римлянин! Ты умираешь. Дать тебе воду — значит потратить ее понапрасну.