Золотая страна. Нью-Йорк, 1903. Дневник американской девочки Зиппоры Фельдман - Кэтрин Ласки

24 декабря 1903 года

Завтра Рождество. Поэтому в школу не надо ни сегодня, ни завтра, ни на следующей неделе. Шон О'Мэлли пришел и пригласил нас с Мириам в верхнюю часть города на Геральд-сквер в универмаг «Мейсиз». Я не верила своим глазам, когда рассматривала декорации в витринах. Чудесные серебряные сани, запряженные механическими северными оленями, и заснеженные деревья сверкают огнями. А потом — думаю, мне нужно постараться написать это по-английски, ведь то, что случилось дальше, было таким американским. Мы шли на восток по Сорок второй улице и зашли в ресторан «Чайлдз». Сели за столик, Шон купил нам угощение. Я боялась есть. Ведь эта еда точно не была кошерной, а как же Тифозная Мэри? Но Мириам попросила, чтобы я не вела себя, как дурочка, как шмендрик — по-моему, еврейское слово красивее. Она сказала, что мне необязательно заказывать свинину. Просто чай и бисквит. И я заказала то же самое, что Мириам. Я смотрела, как Мириам наливает чай из маленького чайника в чашку, а не в стакан, как мы обычно делаем дома, как делали в России. Я смотрела, как она размешивает сахар — не в кусочках, а сыпучий, как для выпечки. Дома мы всегда кладем кусочек сахара в рот, когда пьем чай. Я смотрела на все это и думала, что у Мириам хорошо получается. Она знает, что делает. Она делала это раньше. Она делала это с Шоном. И неожиданно я поняла, почему иногда Мириам мерзнет в постели. Она ходит на крышу с Шоном — не чай пить. А иногда они ходят в такие места, как «Чайлдз», и пьют чай. Может, я перестала быть чужой в Америке. Я пью чай в американском ресторане и ем бисквит, сижу очень спокойно и знаю, что моя сестра любит гоя, не еврея, американского пожарного ирландского происхождения, и я не теряю сознания, у меня нет сердечного приступа, или как это называется, когда сердца людей останавливаются и они падают замертво, и я не вскрикиваю. Я выгляжу очень спокойно, но не могу поверить, что моя догадка абсолютно верна.

25 декабря 1903 года

Опять пишу на идише. Думаю, это очень хорошо, что я записала все эти ошеломляющие новости по-английски. По-моему, если я могу писать по-английски в таких нервных обстоятельствах, то действительно делаю успехи в изучении языка. Думаю только о Мириам и Шоне, больше ни о чем. Это ужасно. А если мама с папой узнают? Мама умрет. Интересно, Това знает? Мне очень нравится Шон, и я забыла написать, что по пути обратно в Нижний город он купил мне газету, потому что знает, что я без ума от братьев Райт, а в газете было несколько очень хороших фотографий, которые можно вырезать. У меня на стене уже четыре фотографии их самолета, который называется «Райт Флайер». Какой из братьев красивее? Хороший вопрос. Я не знаю. У одного усы, у второго нет.

Пора идти, всего через десять минут зажгут свечи.

29 декабря 1903 года

Каждый день во время школьных каникул я хожу с папой на репетиции. Это так замечательно. Потом мы часто идем в кафе с другими музыкантами. Мы пьем чай. Чай там подают в русском стиле — в стаканах, с кусочками сахара. Это напоминает мне о том, как мы пили чай с Мириам и Шоном. Вчера ночью она вернулась в постель замерзшая. Я чувствую себя очень неудобно, потому что единственная из всей семьи знаю об их секрете. Това спит, как медведь долгой русской зимой.

2 января 1904 года

Выбор сделан! Я должна стать актрисой. Чувствую себя немного неловко, но должна сказать: пора забыть Марию Кюри, забыть Орвилла и Уилбера. Теперь я знаю свое истинное призвание — играть на сцене. Вчера вечером мы ходили в театр «Эдем» и смотрели пьесу «Шуламит». Милый Боженька, о, великий Боже! Как еще мне описать свои чувства? Такой поразительный сюжет, там есть роль и для меня. Ребенок, которого убивают. Вот бы мне посчастливилось умереть на сцене. Пьеса называется «Шуламит», или «Дочь Сиона», действие происходит в древней Иудее, и это самая прекрасная история любви. Я выплакала себе все сердце. Я всю себя выплакала.

Было бы неплохо открыть радий и плутоний. Было бы неплохо управлять летательным аппаратом. Но все это было бы для меня незначительным, второстепенным. Это запасной выбор. Папа говорит, что постарается достать мне фотографии знаменитых актеров и актрис, таких, как Зигмунд Могулеско и Бесси Томашевская, чтобы я могла повесить на стенку их портреты. Папа считает, что величайшая актриса еврейского театра — Эстер Рейчел Каминская, но она все еще в Польше. Ну, что же. Теперь я буду чаще ходить в театр. Папа обещал. Всего шесть дней осталось до первого большого концерта Русского симфонического общества. Концерт состоится в университете «Купер Юнион». Готовься, Нью-Йорк. Скоро ты услышишь Стравинского!

4 января 1904 года

Сегодня день выдался ясным и солнечным. Как будто посреди зимы вдруг наступила весна. Но это обманчивое тепло только сбивает с толку, потому что впереди холода и зима закончится не скоро. Такие дни не вселяют надежды. Но мы с Итци и Блю идем в нашу любимую лавку на Ладлоу-стрит, берем содовую и садимся на солнышке у дороги. По улицам текут ручьи. Мы даже снимаем свои шали и короткие куртки. Смотрим на детей. Маленькие девочки играют, прыгают через лужи. Мы все молчим. Потом вдруг Итци спрашивает меня, кивая на прыгающих через лужи детей: «Что ты видишь?» Я отвечаю: «Я вижу детей». Итци говорит: «А я вижу покупателей». Я не понимаю, что он имеет в виду, Блю тоже озадачена. Мы обе переспрашиваем: «Покупателей?» Итци отвечает: «Маленьких покупателей». Дальше мне придется объяснить на идише.

Итци обращает наше внимание на то, что большинство женщин и детей носят шали, а не плащи. Он говорит, что в Верхнем городе модницы и большинство обеспеченных женщин носят плащи. Плащи действительно более практичны. У них есть карманы, их не нужно придерживать руками. У них бывают пояса, так теплее. Блю замечает:

— Но мы же не в Верхнем городе. Здесь ни у кого нет денег на плащи.

— Но предположим, мы будем шить более дешевые плащи, люди смогут себе позволить покупать их. Никто никогда не думал, что маленьким девочкам в плащах было бы гораздо удобнее. Подумайте, насколько проще играть в плаще, а не в шали?

Я тут же понимаю, к чему клонит Итци. Он говорит, что попросит своего отца, хорошего модельера, выкроить несколько моделей плащей — для маленьких девочек и для взрослых женщин. Таких, чтобы выглядели очень стильно, но стоили недорого. Потом Итци спрашивает, согласится ли моя мама сшить образцы. Думаю, это отличная мысль. И обещаю поговорить об этом с мамой.

Больше не буду сейчас писать ни на английском, ни на идише. У меня не очень хорошо получается деление в столбик, а еще хочу подучить стихотворение Генри Уодсоурта Лонгфелло о ночной скачке Пола Ревира. Может быть, если я хорошо прочитаю наизусть это стихотворение, то смогу перескочить в четвертый класс. Ха! Должно быть, я все лучше говорю по-английски, если могу так играть со словами.

5 января 1904 года

Маме понравилась идея Итци, она согласна сшить образцы плащей по выкройкам мистера Силвера. До концерта остается еще два дня. Скорее бы.

6 января 1904 года

Не могу поверить, но я слышала, когда была в коридоре, слышала через вентиляционное отверстие. И я поняла почти все. Наконец-то миссис Шиэн все высказала ворчливой старой даме. Она очень четко сказала: «Я — не подлая протестантка. Я такая же католичка, как вы. И если вы не уберете отсюда свое безобразное лицо, я пойду к священнику и расскажу ему…» К сожалению, я не поняла, что миссис Шиэн собиралась рассказать священнику. Наверное, о чем-то плохом, что делает старая женщина. Я рада за миссис Шиэн.