Золотая страна. Нью-Йорк, 1903. Дневник американской девочки Зиппоры Фельдман - Кэтрин Ласки

2 марта 1904 года

Это событие сложнее всего описать по-английски. Я хочу рассказать про Пурим. Пурим — счастливый праздник. Это сумасшедший праздник. Нам, евреям, нужно быть счастливыми в Пурим, это главное требование. Но на самом деле мы бываем счастливыми и усталыми, потому что слишком много всего нужно сделать, скоро сами увидите. Про Пурим рассказано в Книге Эсфири. Эсфирь, царица Персии, была замужем за царем Артаксерксом. Он не знал, что она еврейка. Но потом случилось ужасное. Злой министр Аман сказал королю, что всех евреев нужно убить, но Мардохей, кузен Эсфири, узнал об этом. Он пришел к Эсфири и сказал, что теперь она должна признаться царю, что она еврейка, так что если царь убьет всех евреев, то его жена тоже погибнет. Мардохей попросил Эсфирь больше не скрывать, что она еврейка. Эсфирь так и сделала, все рассказала царю. Царь очень удивился, но он любил свою жену и понял, каким злодеем был Аман, и все евреи оказались спасены.

Вот такая история. Отмечая этот праздник, мы следуем разным традициям, одна из них — посылать подарки нуждающимся. И всю ночь перед Пуримом мы с мамой, Товой и Мириам готовим печенье «аманташен» с сушеными фруктами. Печенье имеет треугольную форму, как шляпа Амана. Еще мама берет сахар, воду, корицу и лимонный сок и делает кисловатые круглые конфеты, а еще мы готовим финики с орехами. Мы относим еду Вулфам, потому что они нуждаются. Мама говорит, ей хотелось бы взять напрокат швейную машинку для миссис Вулф, но она не может этого сделать. Еще мы относим печенье и хлеб Шиэнам. Это была моя идея, потому что я всегда так сочувствую миссис Шиэн. Мистер Шиэн чувствует себя не очень хорошо. По ночам через стены слышно, как сильно он кашляет. Из-за этого он не может работать.

Миссис Шиэн благодарит за еду. Старая бабушка что-то ворчит, и я вижу ее ужасный желтый зуб. Вот пока это все, что я хочу написать. У меня еще много мыслей про Пурим. Но не знаю, смогу ли все это написать по-английски.

Тот же вечер, позже.

Рассказ о Пуриме мне придется заканчивать на идише, потому что у меня много сложных мыслей и надо много всего рассказать. В первый день Пурима мы встали очень рано, чтобы в шесть утра пойти в синагогу на службу, где читают Книгу Эсфири. Мама и папа слегка поссорились. А вчера ночью в постели я думала о смысле истории Эсфири. У меня было так много мыслей, что я не могла спать. Хотелось с кем-нибудь поговорить, а Мириам ускользнула. И я спрашиваю:

— Това, ты не спишь?

Нет ответа. Спрашиваю снова.

— Теперь не сплю, — отвечает Това очень раздраженным голосом. — В чем дело?

— Как ты думаешь, Эсфирь такая же, как евреи из Германии?

— О чем ты говоришь?

— Я имею в виду, она ведь похожа на жителей Верхнего города, понимаешь?

— Что?

Я начинаю объяснять, но потом слышу, как Това храпит. Я думаю про маму и Эсфирь. Мама так боится утратить еврейские традиции. Она скорее предпочтет навсегда остаться чужой в этой стране, если при этом сможет остаться той же еврейкой, какой была всегда: отмечать все праздники в плотно сидящем на голове парике, все как всегда, как она привыкла с детства. Я думаю о парике на маминой голове. Потом я думаю о царице Эсфири, которая даже не признавалась, что она еврейка, но посмотрите, как в итоге она помогла евреям. Как она всех спасла! Значит, истинно верующих людей не всегда можно узнать по парикам и пейсам.

P.S. Забыла сказать, что мы с Мириам, Мэнди, Товой, Мэми и Борисом ходили на праздник в синагоге, нарядившись в костюмы. Маскарад — часть праздника. Мы оделись животными со скотного двора — не свиньями, конечно, а коровами, цыплятами и козами. Потом, после праздника в синагоге, все собрались идти в кафе, что рядом с еврейскими театрами, чтобы продолжить праздник там, и угадайте, что дальше? Мама разрешила мне пойти с ними! Чувствую себя очень взрослой. Я пила венский кофе со взбитыми сливками.

9 марта 1904 года

Извините, что так долго не пишу, нет, не писала вам. Но я очень занята в четвертом классе, а теперь еще часто хожу к Блю, чтобы помогать ей делать школьные задания, показываю ей, что проходят в четвертом классе. Она пытается выполнять некоторые задания, которые задают нам. Ей это сложно. У нас есть упражнение, которое нравится Блю: мы переводим письма из колонки «Бинтел Бриф» в газете «Джуиш дейли форвард». Там публикуют очень интересные письма. Сегодня было письмо одной женщины, которая приехала сюда из России к мужу и обнаружила, что он женился на другой женщине. Мы выучили новые слова — «двоеженец» и «двумужница». Это значит, что у мужчины одновременно больше одной жены или у женщины больше одного мужа. Это незаконно. Тот мужчина теперь в тюрьме.

10 марта 1904 года

Сегодня ходила в театр «Эдем». Смотрела репетицию пьесы, где играет Зигмунд Могулеско, называется «Иммигрант». Чудесная постановка. Могулеско — гениальный актер. Борис говорит, что, если я приду завтра после школы, он отведет меня в другой театр, где он работает, и я смогу там увидеть всемирно знаменитого актера Якоба Адлера в постановке «Венецианский купец» по пьесе самого Уильяма Шекспира, представление идет на идише. Мне очень нравится бывать за кулисами.

11 марта 1904 года

Забыла вам рассказать, что мне вчера сказал Борис: «Ну, Зиппи, может быть, в какой-нибудь из будущих постановок потребуются дети, и ты сможешь пройти пробы». Я ответила: «Твои бы слова да Богу в уши, Борис!» Теперь я не могу думать ни о чем другом. Вчера ночью в постели я рассказала Мириам о своих тайных мечтах — стать актрисой. Она сжала мою руку. Казалось, это пожатие говорило, что у нас обеих есть мечты, моя — театр, ее — любовь. Потом она сказала: «Что же это за страна, которая заставляет людей так сильно мечтать?» Я сонно зевнула и ответила, что понимаю ее мысль, взять хотя бы Тову с ее мечтами о профсоюзе. Здесь, в Америке, что-то в воздухе витает, что изменяет людей.

12 марта 1904 года

Я помню, что обещала писать по-английски, но сейчас я так взволнована, что ни за что не смогу описать все это на английском. Сейчас я должна писать на идише, иначе получится просто всплеск эмоций. Угадайте, что случилось? Мы с Борисом были в этом другом театре, я стояла рядом с ним за кулисами и смотрела, как великий Адлер репетирует роль еврея Шейлока в пьесе «Венецианский купец». Режиссер сказал: «Бери пять», — это значит, что у актера пятиминутный перерыв. И вот, Якоб Адлер идет со сцены, проходит мимо меня и гладит меня по голове. Якоб Адлер, самый знаменитый еврейский актер во всем мире, гладит меня по голове, а потом говорит: «Моя маленькая голубая птичка», — у меня ведь глаза голубые, как у отца. И продолжает: «Очень яркие голубые глаза. Они сияют из темноты, из-за кулис, и освещают сцену. Я все время их видел». А потом он уходит. Вы можете в это поверить? Я — не могу!

14 марта 1904 года

Я нашла фотографию Якоба Адлера в старой газете. Газету нашла прямо за магазином, где продают маринады, на Хестер-стрит. На газете сок из-под маринадов, но это не важно. Я взяла ее домой, вырезала фотографию и повесила на стену прямо поверх фотографий мадам Кюри и братьев Райт.