Старшая сестра, Младшая сестра, Красная сестра. Три женщины в сердце Китая ХХ века - Юн Чжан

В первом десятилетии XX века программа действий Сунь Ятсена – изгнать маньчжуров и основать республику – обрела популярность среди китайцев. К тому времени тысячи студентов отправлялись на учебу в Японию, и многие стали приверженцами республиканства. Когда летом 1905 года Сунь Ятсен сошел на берег в Иокогаме, люди устремились к нему, как паломники. Его сопроводили в Токио, где ему предстояло выступить в огромном зале перед многочисленной аудиторией. На улицах было не протолкнуться, люди тянули шеи, пытаясь хотя бы мельком увидеть известного визионера. Сунь Ятсена, приехавшего в накрахмаленном белом костюме, встретили громом аплодисментов. Едва он заговорил, в зале воцарилась полная тишина.

Вскоре Сунь Ятсен основал в Токио организацию Тунмэнхуэй («Объединенный союз», или «Союзная лига»). «Союз возрождения Китая», созданный им на Гавайях, исчерпал себя, и его распустили. Однако и в новой организации дела шли не слишком гладко. Товарищи обвиняли Сунь Ятсена в присвоении пожертвований и «диктаторских замашках»[50]. Сунь Ятсен не был приспособлен к командной работе. Он предпочитал единолично принимать решения, отдавать распоряжения и рассчитывал, что окружающие будут ему подчиняться.

Пятнадцатого ноября 1908 года умерла вдовствующая императрица Цыси. Газета «Нью-Йорк таймс» писала: «Сразу же после ее кончины Китай ощутил нехватку сильного лидера… Без руководителя Китай быстро распадается на части»[51]. В этих условиях наибольший вес приобрело республиканское движение. Маньчжуры оставались иноземцами, а иноземное владычество было обречено. И хотя организация Сунь Ятсена бездействовала, преданные сторонники республики продолжали работу самостоятельно, ослабляя позиции монархии.

Через три года после смерти Цыси, в октябре 1911 года, в Учане – городе на реке Янцзы в Центральном Китае – вспыхнул антиманьчжурский мятеж, в котором участвовали несколько тысяч солдат[52]. На этот раз восстание подняли не бандиты, а подчиненные правительству войска, попавшие под влияние сторонников республики. Сунь Ятсен тогда разъезжал по Америке и не мог его возглавить. Положение спас военачальник Ли Юаньхун, коренастый, невзрачный человек, которого любили и уважали и солдаты, и местные жители (его даже прозвали «Буддой»): он проявил себя с лучшей стороны и принял командование восставшими. Он стал первым человеком, который, пользуясь определенным авторитетом и имея высокое воинское звание, поддержал революционеров, и этот факт сыграл важную роль для республиканцев.

Вскоре к Ли Юаньхуну присоединился Хуан Син – второй из наиболее влиятельных деятелей среди республиканцев. Человек грубой наружности и массивного телосложения, Хуан Син был бесстрашным бойцом. Весной 1911 года он возглавил крупный, хотя и провалившийся мятеж в Кантоне, в котором лишился двух пальцев. Теперь под его руководством повстанцы отбивали контратаки правительственных войск. Хуан Син удерживал город достаточно долго, чтобы спровоцировать восстания и мятежи сторонников республики в других провинциях.

Однако Сунь Ятсен не спешил возвращаться на родину. Больше двух месяцев он колесил по Америке и Европе, а затем на некоторое время задержался в Юго-Восточной Азии. Ему необходимо было удостовериться в победе сторонников республики, чтобы он мог вернуться, не рискуя своей головой. Кроме того, его поездки представляли собой своего рода рекламное турне. С помощью местных студентов-китайцев Сунь Ятсен объяснял газетчикам – или распоряжался, чтобы эта информация была доведена до их сведения, – что восстания подняты по его приказу и, как только будет учреждена республика, он станет ее первым президентом[53]. Он опубликовал «манифест» за подписью «Президент Сунь Ятсен». Интервью с ним попадали в газеты, выходившие в Китае, и его популярность на родине росла.

Стремясь оправдаться перед революционерами за свое длительное отсутствие, Сунь Ятсен телеграфировал Хуан Сину, что остается на Западе, поскольку добивается дипломатической поддержки, которая, по его словам, являлась ключом к успеху революции[54]. Делая заявления для прессы, он утверждал, что собирает «колоссальные денежные суммы»[55], и недвусмысленно намекал, что несколько банков пообещали предоставить сторонникам республики финансовую помощь в размере десятков миллионов долларов, как только он, Сунь Ятсен, займет пост президента. Он встречался с людьми, которые могли обеспечить ему поддержку или финансирование. В Лондоне Сунь Ятсен поселился в отеле «Савой» – одном из самых дорогих столичных отелей – и активно использовал фирменные бланки с его штампом. И всё же старания Сунь Ятсена не увенчались успехом. Его круг общения ограничивался преимущественно обитателями Чайна-таунов, тогда как доступ к западному истеблишменту был для него закрыт.

Восемнадцатого декабря 1911 года маньчжурский двор приступил к мирным переговорам со сторонниками республики. Революционеры определенно побеждали – практически вся территория Китая оказалась охвачена восстаниями. Мятежники приступили к формированию временного правительства, возглавить которое было предложено Хуан Сину. Он согласился. Узнав об этом, Сунь Ятсен поспешил в Китай и уже 25 декабря прибыл в Шанхай. Оттягивать свое возвращение он больше не мог. Он должен был увидеть рождение республики, своего детища, пламя которого неустанно раздувал почти два десятилетия. В этот важный момент он должен был присутствовать, чтобы заявить свои права на пост, который, как он считал, принадлежит ему по праву, – пост президента Китайской Республики.

Чарли, отец трех сестер Сун, принадлежал к числу первых сподвижников Сунь Ятсена. Чарли Сун родился в 1861 году[56], он был человеком той же эпохи, что и Сунь Ятсен, и имел столь же скромное происхождение. Чарли было около четырнадцати лет, когда он, крестьянский парнишка с острова Хайнань у южного побережья Китая, так же, как и Сунь Ятсен, покинул родину и вместе со старшим братом отправился на поиски лучшей жизни[57]. Первой остановкой на пути Чарли стал остров Ява, где его запросто могли принять за местного жителя благодаря смуглой коже, большим, глубоко посаженным глазам и толстым, вывернутым губам, из-за которых он совсем не был похож на китайца. Родной дядя взял Чарли в свою семью, а когда племяннику исполнилось семнадцать лет, вывез его в Америку. В шумном бостонском Чайна-тауне у дяди Чарли была крохотная лавка, где торговали шелком и чаем и где Чарли предстояло служить мальчиком на побегушках. Чарли не умел ни читать, ни писать; он очень хотел пойти в школу, но дядя не отпускал его. По-видимому, усыновление было лишь способом заполучить бесплатного работника. Вовсе не о такой жизни мечтал Чарли, поэтому несколько месяцев спустя он сбежал. Январским днем 1879 года он пришел на пристань и поднялся на борт американского таможенного крейсера «Альберт Галлатин», чтобы спросить, не найдется ли там для него работы. Капитан Гейбриелсон проникся к юноше симпатией и взял его на судно юнгой. Скорее всего, капитан решил, что Чарли не больше четырнадцати: его рост немногим превышал полтора метра, и он выглядел моложе своих лет. Чарли не стал исправлять это маленькое недоразумение. Пока окружающие считали его ребенком, они гораздо охотнее сочувствовали ему и проявляли доброту.