Пробужденный - Коллин Хоук

– Куда мы идем, Юная Лилия?

– Не знаю, куда идешь ты, но лично я иду домой!

– К себе домой?

– Да.

Амон не отставал ни на шаг, хотя теперь я практически бежала. Добравшись до перекрестка, я вскинула руку, и возле нас немедленно затормозило такси.

– Я бы не доверял этим золотым колесницам, – с опаской сказал Амон, когда я рванула на себя дверцу.

Я глубоко вздохнула.

– Слушай, сейчас тебе лучше всего вернуться в музей. Это почти через дорогу, домах в шести. Спроси смотрителя по имени Тони. Он мой друг. Объясни, что тебе нужно в Фивы, он поможет. Пусть купит еще хот-дог и запишет на мой счет.

– Не понимаю, Юная Лилия. Ты хочешь, чтобы я тебя покинул?

– Именно. Мне нужно домой, принять ванну и как следует выспаться.

– Тогда я пойду с тобой.

– Нет, ты…

– Вы едете или как? – нетерпеливо спросил шофер.

– Придержи колесницу! – заорала я, внезапно пополнив свой репертуар обращений к таксистам.

Тот действительно заткнулся и отвернулся, злобно поглядывая на нас в зеркало заднего вида.

С лица Амона не сходило выражение доверчивого ожидания, и я снова растерялась. Этот день не задался с самого начала, а он еще подлил масла в огонь. Все, хватит, пора покинуть «Восточный экспресс». Последняя остановка. Пассажиров просят забрать вещи и пройти на выход.

Я ожесточенно потерла виски.

– Прости, но я больше ничем не могу тебе помочь. У меня болит голова. Меня чуть не ограбили. Я подарила трем ведьмам шикарный повод для сплетен. У меня в волосах столько электричества, что на макушке впору жарить яичницу. А теперь я вынуждена работать гидом для древнеегипетского фараона. Ах да, прости, я забыла, что ты не фараон. Мне продолжать объяснять, почему я хочу домой?

Амон провел подушечками пальцев по моей щеке и с озабоченным видом кивнул:

– Я понимаю. Тебе нужно как следует отдохнуть.

– Ты справишься сам?

– Зло надо мной не властно, Юная Лилия.

– Хорошо.

Только теперь, когда спектакль начал близиться к финалу, я осознала, какую тяжесть несла все это время на своих плечах. Амон сделал пару шагов по тротуару, и я неуверенно прикусила губу.

– Погоди! – я вытащила кошелек и быстро отсчитала несколько двадцаток. – Если захочешь есть или пить, дай продавцу «жареных собак» одну такую бумажку.

– Hakenew, – серьезно ответил парень, ударяя по стопке купюр сжатым кулаком. Видимо, у меня на лице отразилась весьма красноречивая гамма эмоций, потому что он счел нужным пояснить: – Так благодарят в моей земле.

– А, понятно. Тогда до свидания. И удачи.

– Пусть удача не покинет и тебя, – важно кивнул он.

Я забралась в такси, захлопнула за собой дверцу и велела водителю ехать к Центральному парку. Тот замешкался, пытаясь развернуться в гуще других машин, и Амон ухватился за полуопущенное стекло возле пассажирского сиденья.

– Юная Лилия!

– Да?

Он одарил меня еще одной солнечной улыбкой.

– У тебя сердце сфинкса.

Я хотела спросить, что это значит, но не успела: такси покатило прочь. Амон стоял и смотрел нам вслед, пока не скрылся из виду. Я знала, что поступаю правильно, но в животе все равно поселился неуютный холодок – как будто я бросила неразумного ребенка посреди каменных джунглей Манхэттена.

Впереди замаячили зеленые кроны Центрального парка, и я попросила таксиста остановиться у отеля «Гелиос», который, как ни странно, служил мне домом. Когда я была маленькой, мы жили за городом, и родителям приходилось каждый день ездить в Манхэттен на поезде. Однако затем мать повысили по работе, отец выиграл крупное дело, и они сменили наш пафосный особняк, в котором можно было заблудиться, на гораздо более пафосный пентхаус, заблудиться в котором было еще проще.

У жизни на Манхэттене – и особенно жизни в отеле – были свои преимущества: горничные, швейцары, охрана, круглосуточное обслуживание комнат, доступ в гостиничный бассейн, сауну и тренажерный зал. Однако это ничуть не помогало мне почувствовать нашу «резиденцию» домом.

Улицы Нью-Йорка никогда не засыпали. Рабочие круглосуточно что-то сверлили, водители сигналили, полицейские свистели, автобусы тарахтели, и вся эта душераздирающая какофония с легкостью взмывала на десятки этажей вверх. Мне оказалось нелегко привыкнуть, что нью-йоркские «дома» – апартаменты – обязательно имеют общие стены с соседями или забегаловками, а в нашем случае – нижними этажами и гостиничным сервисом. И это уже не говоря о том, что родители потрудились превратить нашу квартиру в картинку из журнала – стильную, лощеную и столь же непригодную для жизни. Я не из тех, кто считает, что за оградой трава всегда зеленее. Но временами мне хотелось просто травы. Неудивительно, что после переезда я почувствовала себя разочарованной.

В моем понимании, к нормальному дому должны были прилагаться двор, забор и пес. И ни одна из этих карманных собачек, разъезжающих в дамских сумочках! Настоящему дому требовалась настоящая собака – немецкая овчарка или доберман. Такой пес, который при встрече будет слюнявить тебя с головы до ног, рыть ямы во дворе и печально ждать у окна, когда ты уезжаешь на работу.

На бабушкиной ферме всегда жили собаки. Я сохранила самые теплые воспоминания о ее многочисленных питомцах, с которыми мы бегали наперегонки по полю; их мокрые черные носы утыкались мне в ладони, я целовала лобастые головы, безнаказанно играя с висячими ушами, – а воздух вокруг полнился не выхлопными газами, а солнцем, ветром, горьковатым запахом трав и знойным ароматом смолы. Бабушка много лет разводила собак, но с тех пор как ее последний пес, Бильбо, умер от старости, она так и не нашла в себе мужества кем-то его заменить.

Такси затормозило у крыльца отеля, и привратник, проворно сбежав по ступеням, открыл дверцу автомобиля.

– Как прошел день, мисс Янг? – поинтересовался он.

Я ухватилась за предложенную руку в лайковой перчатке и выбралась на тротуар.

– Герб, это был один из худших дней в моей жизни! Если я расскажу, вы даже не поверите.

Тот засмеялся, препровождая меня к массивным золотым дверям.

– Клянусь поверить всему, что вы расскажете. Вы не из тех юных барышень, которые падают в обмороки, лишь бы привлечь внимание.

Я рассмеялась в ответ.

– Сегодня мне и падать в обморок было не надо. Слишком много внимания на меня одну! И что в итоге? У меня адски раскалывается голова, и я душу готова продать за шоколадку. Ладно, хорошего вечера.

– И вам, мисс Янг. Надеюсь, вам скоро полегчает, – и швейцар бросил на меня озабоченный взгляд, прежде чем распахнуть дверь.