Каос и Бьёрнар - Анне-Катрине Вестли

Каос представил себе, что у него есть собака, большая-большая, она едет с ним в автобусе и сидит у его ног. Эта игра увлекла его. Он даже погладил свою воображаемую собаку. На самом деле он погладил сиденье, и никто не понял, что это собака. Для пассажиров она была невидимкой. Кончились поля и усадьбы, автобус въехал в еловый лес. Ели замерли в нарядных белых одеждах, сквозь которые кое-где проглядывала зелёная хвоя. Если подойти к такой ели и тронуть ветку, на тебя хлынет белый дождь. На ели сидела белка, она угадала желание Каоса, перепрыгнула с ветки на ветку, и вниз посыпался белый дождь. Каос улыбнулся, погладил свою невидимую собаку и взглянул на папу. Папа подмигнул ему в зеркало. Но долго перемигиваться они не могли, папе нужно было следить за дорогой. Она вдруг стала такой узкой, что у Каоса замирало сердце всякий раз, когда попадался встречный автомобиль. Чтобы разъехаться, машины прижимались к самой обочине, и всё равно казалось, что они непременно заденут друг друга. Но всё кончалось благополучно, и автобус как будто вздыхал с облегчением, а Каос, понимая, что его собаке тоже страшно, всё гладил и гладил её.

Деревья поредели, они были похожи на белых замёрзших троллей. Насколько хватало глаз, простирались заснеженные долины, над ними громоздились скалистые горы. Пассажиры с восхищением показывали друг другу вершины. Видно, норвежские горы нравились всем.

Сегодня папа сперва подъехал к небольшой гостинице, там вышло несколько человек. Все остальные вышли у главной гостиницы — дальше зимой дороги не было, и автобусу приходилось ждать очередного рейса не на стоянке, а на площади перед гостиницей.

Каос надел лыжи и в ожидании папы сделал пробный круг. Иностранцы остановились на крыльце гостиницы и с удивлением смотрели на маленького мальчика, который так хорошо ходил на лыжах. Наверно, в их странах это не было принято.

Наконец папа освободился и пошёл впереди Каоса, прокладывая лыжню. Вот когда Каос понял, что идти вдвоём легче, чем одному. На подъёме папа шёл медленно, часто останавливался и поджидал Каоса. В это время он отдыхал, а потом ждал, чтобы отдохнул и Каос, и они шли дальше. Подъём закончился, и перед ними открылась вся долина. Они увидели Высокую. Её занесло снегом, и Каос представил себе, как холодно, должно быть, сейчас там, наверху, возле каменной пирамидки.

Теперь лыжня пошла вниз. Каосу пришлось внимательно следить за лыжами, и он больше не смотрел на Высокую. Откуда папа знает, куда надо идти, думал Каос, ведь под снегом не видно дороги? Домики, по которым они обычно ориентировались, превратились в одинаковые белые холмики, но папа уверенно вёл Каоса по белой целине. Впереди показался большой белый сугроб и два поменьше, и Каос понял, что это занесённый снегом Лилипутик.

Папа достал из рюкзака складную лопатку и начал разгребать снег перед сараем. Не зря он захватил с собой эту лопатку — без неё они не смогли бы добраться до сарая, где хранилась папина большая лопата и маленькая лопатка Каоса. Достав их, папа с Каосом принялись за дело и долго разгребали снег, большой сугроб, который намело перед дверью Лилипутика. Наконец папа смёл с крыльца остатки снега и с трудом открыл примёрзшую дверь. В лицо им дохнуло морозным воздухом. Казалось, что в доме ещё холоднее, чем на улице. Папа первым делом растопил печку, камин, открыл окно и распахнул дверь.

— Идём, Каос, — позвал он. — Пусть печка топится, а мы с тобой пока поработаем.

Каос понял, что им надо расчистить дорожку к уборной. Эта дорожка была узкая, они быстро справились с работой.

— Думаю, что уже можно вернуться в дом, — сказал папа.

Вот когда Каос был доволен, что их Лилипутик такой маленький, ведь маленький дом нагревается быстрее, чем большой. Папа закрыл окно, и они с Каосом сели завтракать.

— Жаль, что нам с тобой нельзя здесь остаться и приготовить всё к приезду наших, — вздохнул папа.

— Ты никак не можешь остаться?

— Нет, сегодня я работаю целый день, зато завтра свободен. Был бы ты постарше, я бы оставил тебя здесь одного. Через несколько лет мы так и будем делать.

Каос задумался. Когда папа был рядом, Каос ничего не боялся, будь то в Лилипутике или в любом другом месте. А вот без него? Каос представил себе, что папа уехал в город и он остался один. Чем бы он стал заниматься? Наверное, вынул бы из скамьи свои игрушки — кубики, деревянных зверюшек, камешки, гвозди, старые клещи — и стал играть. Занятие себе он бы, конечно, нашёл.

— Дождёмся, чтобы прогорели дрова в камине, и поедем, — сказал папа. — А печку можно оставить, это не опасно, трубу мы закрывать не будем. Зато к вечеру тут будет тепло.

Каос молча кивнул, он не ответил папе, потому что про себя уже играл, будто остался в Лилипутике один. Он сидит в доме и вдруг слышит за окном чьи-то шаги. Кто-то идёт сюда на лыжах. Вот шаги остановились, потом снова стали приближаться к Лилипутику. Сейчас постучат в дверь. Что делать? Притвориться, будто в доме никого нет? Можно, конечно, спрятаться в скамью к игрушкам или на верхнюю постель в спальне. Залезть там под перину и тихонько выглядывать оттуда, чтобы узнать, кто пришёл. Каос так увлёкся, что забыл о папе.

— Что с тобой, Каос? — удивился папа.

— Ничего! — Каос опомнился и обрадовался, что он всё-таки не один. — Ничего! — Он даже запрыгал от радости.

— Тсс! — Папа вдруг насторожился. — Что это?

— Где? — Каос вздрогнул.

— Кто-то идёт на лыжах!

Вот шаги остановились, послышались голоса, мужской и женский. В дверь постучали.

— Угадайте, кто к вам пришёл?

— Тётя! — воскликнул Каос, сразу узнав её голос.

— А ещё кто?

— Дядя? — уже не так уверенно сказал Каос.

Дверь распахнулась, и на пороге появились дядя и тётя с тяжёлыми рюкзаками за спиной. Свои лыжи они уже сняли и прислонили к стене.

— Мы приехали на попутном грузовике, — объяснил дядя. — Потому так рано.

— Вот кстати! — обрадовался папа. — Значит, Каос может остаться с вами. Останешься, Каос?

— Конечно, ведь теперь я буду не один.

Никто не понял, почему он так сказал, но спрашивать у него не стали.

Каос достал из скамьи свои игрушки. Это была особая скамья — сиденье её поднималось, ночью оттуда выдвигался ящик, и тогда скамья превращалась в кровать, а днём Каос хранил там свои игрушки. С помощью тёти он достал кубики, деревянных зверюшек, гвозди, шурупы и клещи. Тётя тоже достала из своего рюкзака всё, что было ей нужно: жаркое, соус в стеклянной банке, пакет с варёной картошкой, банки с горошком и брусникой. Она подбросила в печку дров и принялась разогревать обед, а для этого ей не требовалась помощь, и потому дядя уселся возле печки щепать лучину. Заодно он вырезал для Каоса деревянного петуха. Хвост петуха был похож на раскрытый веер, украшенный завитушками. Отныне петух должен был жить вместе с другими зверюшками.