Янмэйская охота - Роман Суржиков

— Точно! Тогда я не придала значения, подумала: ты безумен, как шут. А сейчас-то знаю: с числами ты умнее многих. Будь добр, объясни, что оно значило?

— Я не помню, — сказал Нави. — Все зависит от контекста… Ты говоришь, что смотрела в ту решетку?

— Да, вон там боковая калитка, забранная прутьями.

Он пошел туда, глянул сквозь прутья. Посмотрела и она: за калиткою была тропинка, ведущая вниз по склону к маленькой бухточке. Крохотный пирс, пришвартованное одномачтовое суденышко, несколько лодок сушатся на берегу.

— Я понял, — сказал Нави. — Ты собиралась сбежать на лодке и добраться до материка. Но ты очень красива, я не хотел, чтобы ты погибла, потому и сказал тебе вероятность.

— Веро-что?

— Вероятность. Ну… твой шанс добраться живой до берегов Земель Короны.

Три вопроса — один другого удивительней — вспыхнули в ее мозгу. Аж голова закружилась.

— Откуда ты знаешь? Меньше процента — почему так мало?! Тьма сожри, зачем я хотела сбежать?!

Нави растерялся — в словах он был не такой мастер, как в числах.

— Ну… э… зачем бежать — я не знал, просто догадался, что ты этого хочешь. Ты так пристально глядела на лодки… Как высчитал — нельзя объяснить без векторов и матриц. Если привезешь мне учебник высшей математики, тогда смогу… А почему так мало — потому, что ты не учла течения. Восемь-девять процентов, что ты смогла бы завладеть лодкой; полтора процента — что завладела бы лодкой и избежала погони. Но затем ты попала бы в западное течение, которое увлекло бы тебя в открытый океан. Чтобы препятствовать этому, нужно грести непрерывно день и ночь в течение семидесяти трех часов, что очень трудно даже для такой сильной женщины, как ты. Кроме того, ты правша, а ночью навигация усложнена, потому с вероятностью около восьмидесяти процентов ты забрала бы влево и уплыла на восток вместо северо-востока. Три двадцать пять на один ноль девять — это курсовая ошибка, которую ты допустила бы. Итоговая вероятность спасения — ноль пятнадцать процента, а весной — ноль восемнадцать за счет удлинения светового дня.

Ветки валялись у ног Дороти — она даже не заметила, как выронила их.

— Тьма сожри! Нави, как это возможно?!

— Доплыть до материка?

— Нет! Сосчитать все это в уме за одну минуту! Кто ты? Фокусник? Сын великого математика, который всему тебя научил?!

Новая мысль чуть не сбила ее с ног:

— Боги! Но ты же попал сюда десять лет назад! Здесь тебя явно никто не учил, значит, в восемь лет ты уже умел… Ты был мальчишкой — и умел такое?!

— Да, я умел рассчитывать вероятности, когда попал сюда.

— Ты гений! — выдохнула Дороти. — Только Светлая Агата могла так считать!

И тут же помрачнела от догадки:

— Ну, или просто лжешь, чтобы меня впечатлить. Твои слова ведь невозможно проверить.

Нави надул губы:

— Я не лгу тебе! Слышишь? Я говорю честно! Но если так уж хочешь проверить — проверяй, пожалуйста. Завтра придет грузовой корабль. Он покажется на горизонте на север-северо-востоке около девяти утра. Понаблюдай за его ходом — сама увидишь течение. Может быть, тогда начнешь верить друзьям.

Он схватил свое бревно и ушел, крайне обиженный. Дороти и не подумала утешать его. Во-первых, мальчонка должен помнить приличия. Каким бы умным он ни был, она — дворянка, и не намерена терпеть его капризы. Во-вторых, гораздо больше, чем чувства Нави, ее занимал вопрос: зачем ей нужно было бежать с острова? Ну зачем?! Совершенно очевидно, что зимою она была очень больна. Как раз тогда ей виделись самые тяжкие кошмары, бывали даже сны наяву — она помнила, как орала и бросалась на лекарей, считая их чудовищами. Тогда ей назначали самые суровые процедуры, ясно помнилась одна: череп сжимали кольцом, чтобы выдавить хворь. Это было идовски больно! В ее душе не было ни капли гармонии, недуг бушевал, как вчерашняя гроза. Можно ли в таком состоянии покинуть лечебницу?! А сама идея — доплыть лодкой до материка! Нави прав, Дороти не знала ни о каком течении, но и без него понятно: грести трое суток без передышки — запредельный труд, почти самоубийство. Она хотела рискнуть жизнью, чтобы избежать исцеления и остаться больной?! Быть того не может! Наверняка мальчишка солгал!

Стало досадно. Одно дело — врать о придворной службе и каких-то там числах, другое — о самой Дороти. Друзья так не поступают! Уж конечно, она посмотрит завтра на корабль, и берегись, Нави, если теченья не окажется. Но кораблем не проверишь другую часть его лжи: о том, что Дороти хотела сбежать. Об этом придется спросить кого-нибудь, кто знал ее зимою. Магистр Маллин и лекарь Финджер? Стыдно говорить с ними о планах побега — все равно, что признать себя дурой. Аннет? Она глупа, ворону от голубя не отличит. Карен? Эта всегда врет. Ну и отлично! Если подтвердит слова Нави — значит, лгут они оба.

— Леди Карен, позвольте задать вам вопрос.

Полумертвая соседка размеренно двигала метлой: шшшасть, шшшасть. Лишь слабым кивком показала, что слышит Дороти.

— Правда ли, что зимою я хотела отсюда сбежать?

— Снова вы за свое, миледи. Я не желаю быть мостом между вами и прошлым. Эту ответственность я не приму на себя.

— Я не спрашиваю о прошлом и ничего не прошу, кроме одного мелкого факта: хотела сбежать или нет?

— Вы сделаете выводы из этого факта. Забудьте, миледи.

Метла — шшасть, шшасть.

— Я сделаю лишь один вывод: Нави — мой друг или лжец, как вы. Меня не волнует ни прошлое, ни побег.

— Тогда зачем спрашиваете? Не все ли вам едино, солгал Нави или нет, раз сам предмет лжи неважен?

— Я поняла, миледи: от вас ничего не дождешься. Даже мелкая помощь для вас слишком трудна. Сами гниете и желаете, чтобы все вокруг гнили. В ком есть жизнь — тот вам противен.

Дороти пошла прочь, метла провожала ее шорохом листьев. Шшасть, шшасть.

— Да.

Дороти оглянулась: наверное, послышалось. Карен повторила очень тихо, Дороти не услышала, а прочла по губам:

— Да, вы хотели сбежать.

Дороти рассмеялась:

— Ну, конечно! Лжец и лгунья — пара сапог! Может, Нави простительно — он болен и юн. Но вы-то, миледи!.. Что ж, речи под стать внешности.

Шшасть, шшасть. Шшасть, шшасть. Шшасть. Метла задержалась в воздухе, Карен подняла глаза. Взгляд был холодный, но отнюдь не мертвый. Не более мертвый, чем обнаженный клинок в руке кайра.

— Вы хотели сбежать из-за дочери, миледи. Ее отняли, вы надеялись вернуть. Вы кричали во сне и звали ее. Вашу дочь зовут Глория.

Голова закружилась, земля шатнулась под ногами.

— У меня нет дочери, — прошептала Дороти.

Но она знала, что Карен права. Глория — правильное имя. Столь же правильное, как число семь.