Последняя крепость - Юрий Никитин

Раввин печально кивнул, соглашаясь. Да, верно, у него этотсамый по-юношески незрелый, а этот тридцатилетняя сопящая гора мяса – ужезрелый, мудрый, и все такое, что скажет, ведь у него в руках автомат, а этозначит, что и жизни, как его, старика, так и того, с которым еще не решили, чтоделать.

– Природе, насколько я знаю, – сказал негрнаставительно, – свойственно не деление на черное и белое, а свойственен…во какое трудное слово!.. свойственен, скажу еще раз, спектр цветов, андастэнд?В смысле, доступна такая мысль? Так вот и природе человеческих отношений такойспектр весьма… да, весьма.

Раввин вздохнул, но негр-интеллектуал в кои веки встретилсобеседника, которого, впрочем, надо поучить мыслить по-американски, возможно,поймет глубокую философскую мысль, которую до этого невежественного дикаряблагосклонно готов донести американский солдат.

И он учил, учил, наставлял, а раввин только печально кивал,вздыхал, явно признавая правоту человека с автоматом в руках.

Из туннеля вышел латинос с автоматом наготове, осмотрелся,что-то сказал, не поднимая щитка, Стивен видел только двигающиеся губы.

Через полминуты вышел пленник в наручниках, за ним собнаженным пистолетом Дуглас. Лицо довольное, но в глазах озабоченность,сообщил с ходу:

– Первый захваченный! Как думаешь, нас отметят?

– Не уверен, – ответил Стивен суховато, привычкаДугласа успехи отряда приписывать лично себе уже вызывала насмешки. –Все-таки война ведется на истребление. А ты, по сути, спасаешь иудея…

Лицо Дугласа вытянулось.

– Так что же… не убивать же теперь?.. Гонсалес, выводиего наверх. Там разберемся.

Он со злостью посмотрел на священника, латинос толкнулпленника в спину, тот ушел по тоннелю к вертикальной шахте. Дуглас хмурился,Стивен задал нелегкую задачу, сказал раздраженно:

– Надеюсь, после дозачистки с вертолетов этих дотовостанется меньше.

Стивен буркнул:

– Удивительно, что с самолетов все не разрушили.

– Тогда эти бункеры были пустыми, – объяснилДуглас. – Их успели занять во время первой бомбардировки. Но все равно,все равно… Я сам не ожидал, что наши возьмутся так круто! Вот что значит остатьсяединственной страной на планете и не иметь соперников! Никто не посмеетраскрывать пасть про права человека… А ты чего такой злой?

Стивен ответил и сам ощутил, что его голос вздрагивает отзлости, даже от сдерживаемой ярости:

– Эта война… когда большинство уничтожает то, что нелюбит и чего боится… большинство всегда не право… но если большинство не так ужправо… то, может быть, не так уж и право было, когда изгоняло иудеев из своихстран? Ты же сам говоришь, что ритуальные убийства христианских младенцев лишьпредлог?

Дуглас покровительственно улыбнулся:

– Дело не в том, право или не право. Стивен, ты дожилдо таких лет, а все еще веришь в такие понятия… Лично мое мнение, конечно, неправо. Всегда!.. И во всем. Но весь наш социальный институт построен на правебольшинства определять политику государств, работу социальных институтов ивообще всю жизнь общества. Так что у нас большинство хоть по большому счету ине право, но в обыденном, повседневном плане, увы, за ним решающее слово. Всмысле, право по факту большинства. Потому мы здесь. И потому стираем с лицапланеты остатки Израиля.

В командном бункере все толпились вокруг Файтера. Президентв очередной раз доказал свою мудрость, теперь он обводит всех усталым отеческимвзглядом и все никак не может почему-то рассказать, как именно разгадалсложнейший ребус, как сумел перехитрить МОССАД, кнессет, правительство Израиляи даже всех его раввинов… как Израиля, так и всего мира.

– И все-таки, – сказал Гартвиг настойчиво, –вроде бы и нехорошо в такой ситуации ликовать, когда целая страна фактическиуничтожена… однако я как патриот больше ликую, что цела моя страна! И ясчастлив, не стыжусь в этом признаться, счастлив, что на корню уничтоженастрана, которая заложила в наших городах сорок атомных бомб!

Все хлопали, выкрикивали подбадривающее, Файтер видел налицах восторг и обожание.

Он вздохнул, развел руками. Все мгновенно умолкли.

– Евреи, – сказал он негромко, но в мертвой тишинеего услышали все, – слишком много рассказывают о том, что их МОССАД –самая лучшая разведка мира. Хотя сам… как его, забыл, лучший разведчик МОССАДа,на его счету масса удачных дел, хотя помнят только из-за поимки Эйхмана, таквот он честно и откровенно признался, что МОССАД ничуть не лучше других, чтоэто только деза, умело запущенная в массы… Такая же деза насчет техжестокостей, на которые идут иудеи, уничтожая своих врагов…

Он видел, как наступило короткое замешательство, Гартвигнашелся первым:

– Простите, господин президент, но разве в ВетхомЗавете не рассказано, как иудеи уничтожали всех в Палестине? Женщин и детейубивали на месте, сжигали посевы, рубили сады, убивали скот…

Олмиц добавил:

– А как насчет того, что жителей захваченных городовживыми укладывали под молотилки, бросали в горящие печи?

Файтер развел руками:

– В наших интересах сказать, что все так и было. И чтомы, уничтожая Израиль, уничтожили самый кровожадный и самый извращенный народна свете. Но здесь все свои, верно? Во-первых, кто тогда не был жесток, воткультурные и просвещенные римляне, от которых ведем римское право, от них у нассенат, Капитолий, именами их богов и героев называем ракеты, самолеты… один«геркулес» чего стоит!.. так вот римляне тысячами распинали людей на крестахвдоль дорог, чтобы все проезжающие, значит, любовались этой рекламой римскогообраза жизни…

Он умолк на миг, все смотрят жадно, он сказал уже тише и безулыбки:

– Во-вторых, почему не предположить, что это былопоэтическое преувеличение? Так сказать, зачатки информационной войны. Дескать,вот какие мы звери, так что опасайтесь с нами задираться. Писали тексты неисторики, это вам всякий скажет!.. К тому же Тора дополнялась и дописывалась, аее положения со временем сдвигались все больше в сторону, как ни странно,гуманности. И, скажем честно, нередко обгоняя в гонке к справедливости соседниенароды. Однако и мы, и евреи ноздря к ноздре поднимали на щит цитаты обисключительной жестокости иудеев… и о верности их традициям Торы.

Он умолк, посмотрел на всех смеющимися глазами, толькоБергманс увидел в них боль и стыд, снова развел руками, уже как-то беспомощно.

Гартвиг сказал первым:

– Вы хотите сказать… они раньше нас успели с операциейустрашения?

Файтер кивнул:

– Вы всегда отличались быстрым умом, Джордж.