Это неистовое сердце - Розмари Роджерс

– Я полагаю, станешь первым сенатором?

– А ты – супругой сенатора, любимая. Верь мне, Ровена.

Неожиданно я припомнила слова Монтойа о честолюбии, власти и деньгах. И возможности подкупить неподкупных, если человек достаточно богат. Деньги!

Марк намеревался осуществить свои мечты с помощью моих денег. И что хуже всего, это, возможно, ему удастся.

Я была слишком умна, чтобы выказать свое отношение ко всему сказанному, а вечером, за ужином, не веря ушам слушала, как остальные наперебой делились своими мыслями. Джон и Моника тоже были участниками этого заговора, похожего на план ведения военных действий: избавиться от «грабителей землевладельцев» вроде Тодда Шеннона, организовать добровольческие дружины для поддержания порядка на территории.

Я подняла брови, но Моника весело отмахнулась:

– Знаю, о чем вы думаете! Но к тому времени мы станем респектабельными законопослушными гражданами.

– А до того?

Марк явно был доволен, поскольку я так заинтересовалась тем, что он называл мирной революцией, хотя для достижения целей должны были использоваться самые нечестные методы.

– Необходимы наемники-профессионалы, – объяснила Моника, – которые не будут открыто нарушать закон.

– Бандитская армия?

– Под твердым руководством, конечно. Многие землевладельцы уже имеют такие. Подобные профессионалы не будут убивать без цели или в приступе ярости. Нам нужны дисциплинированные люди, те, которые задумываются о будущем.

– Каждый человек мечтает о доме, о безопасности, – пояснил Джон Кингмен. – Постоянно рисковать жизнью очень тяжело, и люди устают.

– Неужели непонятно, Ровена? – вмешалась Моника. – Для них это шанс начать новую жизнь, честную и порядочную.

– Ну, какие у тебя возражения? – шутливо спросил Марк.

– Вспомнила китайскую пословицу о человеке, пытавшемся объездить тигра, – медленно протянула я. – Дай таким людям оружие и разрешение убивать, думаете, они остановятся, или сможете и дальше ими управлять?

– Кто говорит про убийства? – небрежно пожала плечами Моника. – Разве что при крайней необходимости, а кроме того, каждому достанется его доля – к чему ссориться, как собаки из-за кости.

Проходили дни, и я без слов поняла, что в Бостон мы не поедем. Еще одна уловка Марка. Он с самого начала намеревался приехать сюда, но хотел, чтобы Тодд считал, будто мы медленно продвигаемся к Бостону. Умница Марк! Подумать только, что когда-то я считала его мальчиком на побегушках, слабовольным добродушным молодым человеком, ничем особенно не выделявшимся! Нет-нет, больше никогда не буду недооценивать ни Марка, ни его бесконечное терпение. И что самое странное, я верила: он действительно любит меня, помешался на этой любви, как и на мечтах о власти. Дело было не только в моем богатстве – он действительно хотел меня и желал, чтобы я стала его союзницей. Но все же приходилось быть очень осторожной. Временами я почти боялась Марка, хотя старалась не дать ему этого понять. Я была его женой, подчинялась всем извращенным прихотям, но душой была где-то далеко и, как предупреждала Марка, отказывалась изображать страсть, хотя чувствовала временами, что моя холодность возбуждает его больше, чем сэра Эдгара.

– Моя прекрасная статуя, – шептал он, – когда-нибудь я возвращу тебя к жизни.

Но пока он, казалось, был удовлетворен тем, что каждую ночь я оказывалась в его власти, позволяла делать с собой все, что угодно. Несмотря на отрешенность и безразличие, я смогла заметить, что меня держат здесь словно в тюрьме, никогда не оставляют одну, и если Марк с Джоном уезжали, Моника, как хорошая хозяйка, всегда была рада составить мне компанию. Спокойствие и решимость начали изменять мне, с каждым днем я нервничала все больше. Таково было состояние дел, когда однажды Моника объявила о прибытии гостей.

У меня вошло в привычку, следуя примеру Моники, отдыхать после обеда. Это давало возможность хоть немного побыть одной, потому что Марк, если был дома, в это время обычно сидел на заднем крыльце, занятый бесконечными деловыми разговорами с Джоном. Но в тот день он, неожиданно войдя в комнату, разбудил меня.

– Почему ты в сорочке? Только я могу увидеть тебя здесь. Позволь снять ее с тебя, дорогая!

Он наклонился ближе, тонкий шелк соскользнул с плеч, и я с упавшим сердцем заметила предательски раскрасневшееся лицо и лихорадочный блеск глаз.

– Что может быть приятнее, чем провести эти несколько часов в постели с моей очаровательной женой, – прошептал он.

Я стиснула зубы и приготовилась к неизбежному, но в этот момент в дверь постучали.

– Поспешите, влюбленные, пора, – раздался голос Моники.

Не слушая протестов, Марк отбросил смятую сорочку и начал натягивать на меня тонкое ситцевое платье, которое я надевала утром.

– Дорогая, к чему стыдиться такого великолепного тела! Посмотри, как одевается Моника. А потом, это всего-навсего старые друзья! Ложная скромность тебе не к лицу.

Я успела мельком взглянуть на свое отражение – неестественно розовое лицо, растрепанные волосы, губы, распухшие от страстных поцелуев Марка.

Гораздо позже я сообразила, что нужно было остерегаться еле сдерживаемых торжествующих ноток в голосе Марка, когда тот говорил о старых друзьях. Потому что, когда он, обняв меня за талию, вывел на крыльцо, первым, кого я увидела, был Люкас. Позади маячил Хесус Монтойа, удивленно поднявший брови и насмешливо улыбавшийся при виде столь очаровательной пары.

Слова не шли с языка. Я немедленно заставила себя вновь посмотреть на Люка, особенно сознавая, как мы с Марком выглядели в глазах посторонних – влюбленная пара, только сейчас из постели. Я, наверное, упала бы, не сжимай меня Марк так крепко.

– Рад видеть вас, – вкрадчиво начал Монтойа. – Позвольте принести свои поздравления.

Люкас ничего не сказал. А я желала только одного – чтобы земля разверзлась и поглотила меня.

– Спасибо, сеньор. Я и моя жена рады вашему визиту, – ответил Марк, и я словно издалека услышала эхо собственного голоса:

– Спасибо…

На мгновение все застыли, словно позируя для фотографа, но неожиданно поднялась суматоха – все начали весело переговариваться, о чем-то беседовать, а Марк заботливо усадил меня на стул и, встав сзади, властно положил руки на мои плечи.

Помню, как одна мысль билась в голове: спокойно, я должна быть спокойной. Это какая-то новая хитрость Марка, чтобы заставить меня себя выдать.

Я глубоко вздохнула, пытаясь утихомирить бешено бьющееся сердце.

– Видите! Я приехал, как только получил записку. Хесус Монтойа старых друзей не забывает!

Показалось мне это или угольно-черные глаза Монтойа многозначительно блеснули?