Свои и чужие - Петр Хомяков

И не будет отдавать деньги, превышающие прибыль (доход). А крестьянин, вроде бы формально свободный, а на самом деле все так же привязанный все системой хозяйства к земле, вынужден отдавать необходимое для воспроизводства и вымирать от непосильного труда.

По существу, это всё тот же рабский, крепостной труд. И ни о какой «повышенной эффективности» речи не идёт. Можно говорить лишь о повышенной эксплуатации. В концлагере подсчитанная таким же образом «эффективность» труда была бы ещё больше.

И крестьянин, накрнец-то, плюнул на эту империю. Грянул 1917 год. Вроде бы сменилось всё, что только можно. АН нет. После примитивных попыток вернуть рабство в рамках модели военного коммунизма строители семитской империи наконец-то нашли адекватную новым условиям модель эксплуатации человека. Грянула коллективизация.

И если в 1925 году загруженность крестьянина была 92 дня в году, то в 1932 году стала 148 дней, а 1940 году – 254 дня. Можно подумать, что в 1925 году крестьянин «балдел»! Нет, просто он работал не на износ. И в русских деревнях было тогда по 5-7 детей.

Но новый вариант всё той же семитской империи нашёл способ снова эксплуатировать людей на износ. И число детей в деревенских (мы сейчас не говорим о городе) семьях сократилось до 1-2.

Причём, все это касается, прежде всего, русских людей. Так, в Советском Союзе при проведении коллективизации в русских областях раскулачиванию безоговорочно подвергались хозяйства размером более 5 гектаров или имеющие в распоряжении трёх и более лошадей.

Вместе с тем в Советском Союзе, в Грузии размер только личных приусадебных участков вплоть до 1990-х годов составлял до 5 гектаров, а особое разрешение требовалось только при превышении этого размера (что, однако, бывало нередко). А в Татарии и республиках Северного Кавказа в личном семейном хозяйстве разрешалось держать лошадей, количество которых нередко превышало три.

Всё это не могло не сказаться на демографических процессах. Демографический потенциал республик бывшего СССР после революции, основной жертвой которой стал русский народ, стремительно рос. Так, например, русское население за годы советской власти возросло всего лишь в полтора раза, в то время как население республик Средней Азии и Закавказья в 2-4 раза. Русские в СССР пережили в чём-то аналогичную с крепостными в царской России (тоже русскими, кстати) демографическую ситуацию. Их опять стало только около половины. Но при этом не было тех аналогов «не крепостных» русских областей, которые обеспечили русский демографический взрыв XIX века.

Итогом такой ситуации не могло не стать усиление давления ази-атско-кавказских элементов в союзной злите. А она, в свою очередь, все активнее перераспределяла средства в указанные регионы. В качестве примера вспомним хотя бы незабвенного замминистра водного хозяйства Полад-Заде, под руководством которого перекачали из бюджета России около 150 миллиардов рублей (это в ценах 1980 года) в Среднюю Азию и Закавказье.

Но вот высосав всё, что можно из русского народа, СССР рухнул.

И что же?

Дотации России азиатско-кавказским паразитам продолжаются. В самом трудном переходном 1992 году они составили 45 миллиардов долларов и обусловили 72 % гайдаровской гиперинфляции. Потребление в бывших республиках СССР в 1992—1994 годах более чем на 30%, обеспечивалось безвозмездной российской помощью.

И это в то время, когда русский народ буквально вымирал от непосильных стрессов. Так, за 1993 год средняя продолжительность жизни в России сократилась с 69 до 64 лет, рождаемость упала до величин, характерных для самого трудного периода войны (в 1942—1943 годах).

Что же за мерзость такая это российское государство? Почему оно постоянно, в любых ипостасях ведёт войну с русским народом? Почему оно благодетельствует всякой нерусской мрази? Не пора ли русскому народу понять, что именно этот монстр является главной причиной его бед. Не пора ли прервать существование этой «твёрдой в грехе» копии семитской Первой империи.

Но при этом народ должен рассчитывать только на себя. Нельзя надеяться на структуры того же государства. Например, на армию, которая перемалывает остатки национальных резервов в бессмысленных авантюрах. И продолжает калечить прежде всего свой собственный народ.

И при этом тоже «тверда в грехе». Простой пример. Некий чин везёт подмосковных призывников в Забайкалье. И заявляет в телекамеру, что мест в вагонах на всех нет. Ничего, это будет началом «воинской закалки». Спать и сидеть по очереди, как в карцере.

Самодовольный ублюдок. Это не закалка, это издевательство над людьми, недопустимое ни в одной армии белой страны. Для сравнения, даже на фронте немецкий солдат имел индивидуальную железную койку и постельные принадлежности. А русский солдат не имеет своей койки в вагоне на долгом пути из Москвы в Забайкалье в мирное время.

В этом отличие армии белого государства от антинациональной армии государства древнесемитского образца.

Прекрасно сказал по этому поводу последний рыцарь, покойный генерал Рохлин: «Не можешь накормить, не призывай». Между тем призывают, обеспечивая финансирование питания только на 40 % (данные середины 1990-х годов). Мы уверены, однако, что будет вполне корректно понимать эту ёмкую формулировку генерала Рохлина широко. Не можешь обеспечить всем необходимым, не ставь под ружьё, не делай из человека пушечное мясо.

А мыслящий иначе деятель в погонах пусть не надеется, что кто-то заступится за него и его поганую антирусскую армию, когда ему не выплатят зарплату, отключат электричество или вообще его армию сократят до нуля. Так ему и надо. Пусть идёт охранять ларьки. На большее он не способен.

Русскому народу не нужна такая армия. Не нужна ни одна государственная структура, которая «тверда в грехе».

Нет им прощения. Никому.

Тем более, что они его и не просят.

Прочитав предыдущие разделы данной главы, где весьма нелицеприятно характеризуется российское и советское государство, читатель ждёт, что автор наверняка использует фигуру Сталина для того, чтобы лишний раз подтвердить свои тезисы, приведя массу соответствующих фактов, столь щедро введённых в оборот в последние годы.

Эти ожидания вполне понятны. Но автор назвал бы подобные взгляды «арифметическими». Поясню свою мысль. В своё время, учась на Механико-математическом факультете МГУ, автор немало удивился, услышав от одного из своих преподавателей следующую мысль: «Не путайте высшую математику с арифметикой. Высшая математика, как правило, не даёт конкретного решения. Математика в первую очередь показывает, существует ли в принципе решение данной задачи или нет. Математика оценивает верхнюю и нижнюю границу данного решения и т. д. Иными словами, математика, вопреки обывательскому мнению, – это, в первую очередь, не наука „о цифрах", а наука об оценках, наука находить решение в произвольном случае в максимально широком диапазоне условий».