Дело о золотой мушке. Убийство в магазине игрушек - Эдмунд Криспин

Он опять пристально поглядел на них. Это была в своем роде нерешительная просьба о понимании и сочувствии, но у Кадогана кровь застыла в жилах. На берегу сверчки уже завели свою немолчную звенящую песнь.

– Этого хотели многие люди, – сухо заметил Фен. – Тюремные кладбища переполнены ими.

– Я не убивал ее! Меня не могут повесить! – почти выкрикнул Хейверинг. Затем чуть потише он сказал: – Повешение отвратительно. Когда я был тюремным врачом, я видел казнь в Пентонвиле[327]. Женщина. Она кричала и вырывалась, потребовалось пять минут только для того, чтобы накинуть веревку ей на шею. Она была вне себя от страха, понимаете. Я думал, каково это: ждать, когда у тебя из-под ног вышибут доски… – Он закрыл лицо руками.

– Продолжайте ваш рассказ, – немедленно приказал Фен. Его голос звучал совершенно бесстрастно.

Хейверинг собрался с духом.

– Я… встретился с Россетером и сообщил ему, что мне известно его прошлое. Сначала он не хотел признаваться, но долго отрицать это он не мог. Россетер сообщил мне условия завещания. Вы знаете их?

– Да, знаем. Продолжайте.

– Мы планировали заставить эту женщину, Тарди, подписать отказ от денег. Россетер сказал, что ее будет легко запугать.

– Не совсем похоже на то, что он сказал нам, – вмешался Кадоган.

– Нет, – сказал Фен, – но, учитывая обстоятельства, в этом нет ничего удивительного.

– Как бы я хотел не иметь к этому никакого отношения, – горько сказал Хейверинг. – Много пользы мне будет от этого наследства? А все эта проклятая старуха, с ее идиотскими выдумками. – Он помолчал. – Россетер ввел в дело еще двух других наследников. Я был против, но он сказал, что мы устроим все так, что если когда-нибудь что-то выплывет наружу, мы свалим вину на них. Это была не такая плохая мысль. Настал вечер, и мы все приготовили в квартирке на Иффли-роуд. Россетер не хотел, чтобы женщина увидела его, потому что, хотя она и не знала нас, с ним она была знакома и могла узнать его. Итак, мы решили, что я обмотаю лицо бинтами для маскировки, но не нарочитой, так как я мог сказать, что со мной был несчастный случай. Затем, после того как я отошлю девицу домой, другой человек – мы называли его Моулд – должен был перейти к делу.

Хейверинг опять сделал паузу, оглядывая присутствующих.

– Я, должно быть, нервничал, иначе бы я сразу же увидел, что значило, когда Россетер сказал, что зайдет взглянуть на старушку. Он прибавил, что хочет, чтобы мы разошлись по разным комнатам. Я подумал, что это было частью его плана, чтобы свалить вину на других, поэтому я поддержал его. Но потом, оставшись в одиночестве, я внезапно понял, что он, должно быть, намерен убить ее, если показывается ей на глаза, и что это разделение по комнатам было задумано, чтобы взвалить вину на одного из нас. – Он вновь зажег погасшую сигарету. – Звучит дико. Вы не находите? И это действительно было дико. Я думаю, нам всем было понятно, что происходит что-то странное и нехорошее, но беда в том, что мы слишком многое отдали в руки Россетера, и теперь мне стало ясно, что он обманывает нас. Я пошел к женщине в другой комнате, чтобы у меня было алиби. Потом, через некоторое время, вернулся Россетер. Я думал, что он убил старушку, но нет, потому что я слышал, как она, когда Россетер выходил из ее комнаты, сказала ему что-то о каких-то затруднительных юридических формальностях.

– Одну минуту. В котором часу это происходило? Вы знаете?

– Да, я как раз взглянул на свои часы. Было двадцать пять минут двенадцатого.

– Значит, она все еще была жива. Вы имеете хоть какое-то представление, о чем и зачем Россетер разговаривал с ней?

– Не знаю. Думаю, он каким-то образом готовил свою инсценировку. Спросите у него.

Кадоган бросил быстрый взгляд на своих друзей. Та же самая мысль промелькнула и в их головах. Что это: искусно продуманный блеф, притворное незнание о смерти Россетера или он на самом деле не знает об этом? Хоть убей, Кадоган не мог понять. Эта реплика проскользнула прежде, чем они успели обратить внимание на выражение лица Хейверинга или что-то уловить в модуляциях его монотонного голоса. Уилкс безмятежно сидел на носу лодки, маленькая старческая фигурка, разжигающая видавшую виды трубку.

– Россетер сказал, что женщину, кажется, не так-то просто запугать, как он думал, и что, может быть, нам стоило бы отказаться от нашего плана, потому что для нас он слишком опасен. Я некоторое время спорил с ним по этому поводу, но больше для проформы. Я видел, что он собирается убить ее, но мне не хотелось, чтобы он понял, что я это вижу. Затем другой человек, Моулд, пришел к нам из своей комнаты и сказал, что кто-то бродит по магазину. Мы выключили свет и затаились на некоторое время, довольно-таки надолго. В конце концов мы решили, что это была ложная тревога, и Россетер дал тому, другому, револьвер и велел ему идти и выполнить это дело.

– В котором часу это было?

– Примерно без четверти или без десяти двенадцать. Он скоро вернулся и сообщил, что старушка мертва.

Наступила недолгая пауза. «Эвтаназия, – подумал Кадоган. – Они все считают это эвтаназией, а не преднамеренным жестоким убийством, не насильственным прерыванием невосстановимого сочетания чувств, желаний, привязанностей и воли, не толчком в невообразимую и беспредельную темноту». Он хотел рассмотреть лицо Хейверинга, но в угасающем свете дня виделся только его узкий силуэт. Что-то начало расти в его душе, что через неделю, месяц или год станет поэзией. Неожиданное волнение вместе со странным чувством удовлетворения охватило его. Слова его предшественников в этом великом искусстве вспомнились ему: «Они отбыли в светоносный мир»[328]. «Я был беспечален, был в здравье»[329], «Взор Елены скрыл прах»[330]. Огромная и пугающая значительность смерти на мгновение сомкнулась вокруг него, как лепестки темного цветка.

– Я пошел и осмотрел ее, – рассказывал Хейверинг. – Вокруг ее шеи я обнаружил тонкий шнурок, на шее были характерные синяки. Смерть, несомненно, последовала от удушья. Именно в тот момент, когда я осматривал тело, появилась эта девушка. Россетер прогнал ее и обещал нам, что она не будет поднимать шума о том, что увидела. Он был растерян и взволнован, что удивило меня, потому что я считал, что это он убил старую женщину. Мы все были растеряны и хотели выбраться оттуда, но кто-то должен был избавиться от тела и вернуть игрушки в другой магазин. Договорились, как это сделать, и потом мы, трое мужчин, стали тянуть жребий, и исполнить это выпало мне. На некоторое время я задержался в квартире, раздумывая. Я был перепуган и опасался, что меня застанут возле трупа. И тут кто-то вошел в магазин внизу, – сказал он, бросив взгляд на Кадогана. – Это были вы. Что случилось потом, вам известно. Я оглушил вас и уложил в кладовке внизу. Запер дверь так, чтобы вы не смогли войти обратно в магазин и обнаружить, что он изменился, но оставил окно открытым, чтобы вы могли выбраться наружу. Я знал, что вы пойдете в полицию, но думал, что если полицейские не найдут тела, им здесь будет нечего делать. Я… я не нарочно ранил вас, вы должны понять…