Господа Чихачёвы - Кэтрин Пикеринг Антонова

В рамках нового мировоззрения, выработанного в Санкт-Петербурге и Москве в первых десятилетиях XIX века, существовало по меньшей мере две точки зрения на будущее деревни. Согласно одной из них деревенская жизнь была связана с «патриотизмом, корни которого питали идеализированные, пасторальные представления о „Святой Руси“ давних лет»[923]. С этим Андрей полностью бы согласился. Этой позиции противопоставлялась инновационная английская модель, к которой Андрей отнесся бы более сдержанно. Хотя достижение прогресса и производительности труда были целями, к которым он стремился, он осознавал, что, обратившись к секуляризированной, коммерческой и обезличенной английской модели, можно приобрести немного, но много потерять.

В 1765 году Екатерина Великая разрешила учредить Вольное экономическое общество, ставшее первой российской негосударственной общественной организацией, имевшей, однако, прочные связи с властью. Основной задачей Вольного экономического общества было распространение в России знаний о рациональном, организованном на западный манер ведении сельского хозяйства. Со временем к Обществу присоединилось Московское общество сельского хозяйства, его губернские отделения и множество сочинителей и издателей, начавших кампанию за просвещение провинциалов, которые, как считалось, сопротивлялись переменам[924]. Среди писателей, поддержавших эту кампанию, были Николай Новиков (русский журналист, издатель, крупнейшая фигура русского Просвещения), Андрей Болотов (провинциальный помещик-дворянин XVIII века, писавший труды на основе своего личного опыта; на Болотова Андрей Чихачёв был похож своей любовью к писательству и приверженностью к жизни в деревне.) и такие журналисты-издатели XIX века, как Фаддей Булгарин и Осип Сенковский, стремящиеся заполнить страницы своих журналов рассказами о последних новинках земледельческой науки и прославившиеся тем, какие доходы приносила им публикация этих советов, часто неверных и бесполезных.

Если воспользоваться выражением Элисон Смит, в этих сочинениях, написанных выспренним стилем и часто придававших особое значение «святой Руси и ее сельскохозяйственной судьбе или называвших „верой“ убеждение в необходимости реформировать систему землепользования», «неуклюже сочеталось рациональное и иррациональное»[925]. К такому языку прибегали, чтобы опровергнуть обвинения, будто земледельцы-реформаторы не могли «выступать от имени русской самобытности». Напротив, те, кто сопротивлялся реформам, заявляли, что делают это, пытаясь «сохранить русские традиции, чтобы обеспечить подлинно русское будущее». Другие считали, что «благодаря изобилию земли и институту крепостного права» перемены «не нужны или невозможны», но встречались и те, кто «думал, будто проблема заключается в источнике нововведений: Западе»[926]. В этой какофонии нет какой-либо конкретной «стороны», на которой выступал бы Андрей Чихачёв: он искренне заботился о «русскости» и с подозрением относился к секуляризации, хотя и не к западничеству самому по себе (различие здесь зачастую было очень тонким). Чихачёв одобрял как реформы, так и традиционный уклад, и его привлекал прогресс, держащийся в прочных нравственных границах.

Такие издатели, как Сенковский и Булгарин, выдумывали помещиков, якобы писавших в их журналы, по-видимому, для того, чтобы заменить подлинных корреспондентов, которые или не существовали, или отличались от тех людей, на чье участие рассчитывали издатели[927]. В то же время авторы, подобные Болотову, писавшие от своего имени о настоящих агрономических экспериментах, обычно в конце концов терпели неудачу или были недовольны результатами своих усилий. После пришедшегося на 1820–1830‐е годы бума публикаций, посвященных сельскому хозяйству, в начале 1840‐х интерес к этой теме ослаб: многие писатели решили, что вся кампания закончилась поражением, и напрямую обвинили в этом вялых, ленивых и нелюбопытных читателей (или ленивых и нелюбопытных крестьян, или и тех и других)[928]. Другие исследователи отмечали, что (в свете выводов Мишель Маррезе о том, что многие женщины часто управляли дворянскими имениями) отчасти подлинной причиной провала могло стать то, что вся кампания была адресована неподходящей публике (а именно читателям-мужчинам), а идеи были сформулированы в неподходящих выражениях (с рациональным землепользованием в качестве замены государственной службы; женщины, разумеется, никогда не состояли на государственной службе, а земледелие не было им в новинку)[929].

В исследовании, посвященном русской литературе о сельском хозяйстве конца XVIII – середины XIX века, Элисон Смит пишет, что «сколь бы ограниченной она ни была, эта кампания в периодической печати и в самом деле показала, что в России есть группа граждан, преданных идее совершенствования сельского хозяйства». Называя этих людей «верующими», Смит настаивает, что они видели в развитии земледелия спасение России. Однако их голоса «в любой момент могли утонуть в грохоте самого взрыва (интереса к сельскому хозяйству. – Примеч. авт.)»[930]. Так, читатели, подобные Андрею Чихачёву, комментировавшие полученные ими номера «Земледельческой газеты» и писавшие туда о собственном опыте, терялись среди множества мошенников-экспертов, неудачно подобранных переводов и воображаемых корреспондентов, выдуманных издателями.

Если Наталья или ее муж, читая такие сочинения, и смеялись над глупыми советами, они ни разу об этом не написали. Учитывая тот факт, что все их письменные комментарии и критика относятся к художественной, исторической или религиозной литературе, можно решить, что они игнорировали большинство сельскохозяйственных советов из журналов 1830‐х годов. Но к концу 1840‐х, когда большая часть выдающихся мыслителей и писателей с отвращением отказалась от идеи рационального ведения сельского хозяйства, Андрей начал публиковать свои заметки в «Земледельческой газете», которой удалось пережить те годы (газета была учреждена в 1834 году и издавалась рядом ведомств вплоть до революции 1917 года) отчасти потому, что в ней стало публиковаться все больше сочинений настоящих провинциальных корреспондентов под подлинными именами[931]. Еще ранее Андрей с энтузиазмом откликнулся на произведения Фаддея Булгарина и Николая Карамзина. Карамзин не был напрямую вовлечен в кампанию за рациональное земледелие, хотя его взгляды на ландшафт и географию явным образом повлияли на понимание Чихачёвым значения деревни. Более того, Андрей был активным членом губернского отделения Московского общества сельского хозяйства, что, вероятно, делало его не только частью аудитории, на которую была направлена кампания, но и ее участником.