История московских кладбищ. Под кровом вечной тишины - Юрий Рябинин

Умер Л. С. Поляков 12 (25) января в Париже, где вел переговоры с финансовыми партнерами. Похоронен был через десять дней в Москве на еврейском Дорогомиловском кладбище. На Александровском вокзале, куда прибыл поезд с телом умершего, его встречали свыше двух тысяч человек во главе с самим московским градоначальником А. А. Адриановым. Но это и не удивительно: Л. С. Поляков был не только крупнейшим коммерсантом и промышленником, но еще и высокопоставленным чиновником — тайным советником, а также кавалером трех Станиславов.

В 1930-е годы прах Л. С. Полякова был перенесен на Востряковское кладбище. По всей видимости, на старом месте над могилой миллионера и статского генерала стоял впечатляющий монумент. Перенести же его вместе с останками умершего в Востряково, очевидно, возможности тогда не было. И, скорее всего, надгробие — тонны ценного камня — пустили на нужды народного хозяйства, как это нередко случалось в то время. На новом же месте лишь совсем недавно, уже в 2000-е годы, над могилой Л. С. Полякова был установлен довольно приличный, хотя и вовсе не помпезный, памятник — невысокая черная полированная гранитная плита, на которой написано: Председатель Московской Еврейской Общины Лазарь Соломонович Поляков скончался 28 Тевет 5674 г.

Справа от Л. С. Полякова на камне надпись: Московский раввин Яков Исаевич Мазэ 1858–1924.

Мазэ, или Мазе, — это аббревиатура еврейского словосочетания «Ми-Зера Аарон Хакоэн», что в переводе означает: из рода Аарона первосвященника. Родился будущий московский раввин, как и полагается, в черте оседлости — в Могилеве. Он учился на юридическом факультете Московского университета, по окончании которого семь лет служил помощником присяжного поверенного и стряпчим. Одновременно Яша изучает еврейское богословие и участвует в богослужениях. И, в конце концов, получает должность раввина московской синагоги.

Именно при раввине Мазэ в Москве появилась новая настоящая достодивность — Хоральная синагога в Спасоглинищевском переулке. В 1886 году архитектор Семен Семенович Эйбушитц разработал проект величественного здания с куполом. Эйбушитц был родом из Австрии, и за основу проекта он взял синагогу в Вене. Но окончательно достроено здание было только в 1906–11 годах под руководством знаменитого архитектора Р. И. Клейна. Столь долгий срок строительства объясняется всякими претензиями к проекту со стороны властей.

Раввин Мазэ является основоположником сионистского движения в России. Он даже выезжал в Палестину для переговоров о закупке земли для еврейских переселенцев. Впрочем, результата это тогда не принесло.

Но настоящая известность пришла к раввину Мазэ в 1913 году, когда он выступал в качестве эксперта по вопросам иудаизма на нашумевшем на весь мир деле Бейлиса в Киеве. В значительной степени именно благодаря доводам раввина Мазэ Бейлис был оправдан. Впрочем, приговор суда по этому делу оказался неожиданным для всех: присяжные решили, что Бейлис не виновен, но убийство — ритуальное. Следовательно, русского ребенка все равно убили какие-то евреи по своим религиозно-обрядовым соображениям. Удивительно, почему же сторонники Бейлиса — и прежние, и нынешние — празднуют свою победу по этому делу? Дело-то как будто до сих пор открыто…

Во время Первой мировой по инициативе раввина Мазэ было учреждено Московское еврейское общество помощи жертвам войны. Стараниями этого общества был устроен лазарет для раненых, оказывалась помощь отставникам, вдовам и сиротам погибших солдат-евреев. Деятельность общества и лично раввина Мазэ высоко оценил император Николай Александрович.

После революции, когда начались гонения на любое вероисповедание, в том числе и еврейское, у раввина Мазэ появилась новая забота — отстоять Хоральную синагогу от закрытия. Он встречался со многими большевистскими лидерами, дошел до самого Ленина, но своего добился: главная московская синагога осталась у верующих.

Когда Мазэ умер, проводить его в последний путь вышли все московские евреи. Так велик был авторитет раввина. Многотысячная похоронная процессия двигалась от Спасоглинищевского переулка до еврейского Дорогомиловского кладбища несколько часов.

В 1930-е годы останки Мазэ по известной причине были перезахоронены на еврейском участке в Вострякове.

Судьбы других знаменитых евреев-«дорогомиловцев» сложились по-разному. Исаака Ильича Левитана и революционера Абельмана тогда перезахоронили на Новодевичьем. А могила известного публициста, редактора газеты «Русские Ведомости», депутата Второй Государственной думы Григория Борисовича Иоллоса вообще пропала под сталинским ампиром, — никто не позаботился прах этого достойного человека куда-либо перенести. Кстати, вот благая и благородная задача для современной московской еврейской общины, которую возглавляет Леопольд Яковлевич Каймовский, — установить где-нибудь среди «дорогомиловских» могил Вострякова символическое надгробие Г. Б. Иоллосу. Это была бы дань памяти не только знаменитому москвичу и выдающемуся российскому гражданину, но всей его эпохе, всей той противоречивой — обильной и голодающей, высокодуховной и невежественной, толерантной и антисемитской — предреволюционной России.

Это небольшое кладбище на крутом склоне Андреевского оврага теперь принято называть Мусульманским Даниловским, или просто Мусульманским. Хотя местные жители неизменно именуют его по-старому — Татарским. Это было прежде официальным названием кладбища, и именно под ним оно значится на картах Москвы еще первой половины ХХ века. Мы будем придерживаться именно старого варианта, потому что, во-первых, автор сам является местным жителем — коренным даниловцем, — но, главное, книга наша преимущественно о прошлом: об истории столичных кладбищ и вообще о московской старине.

Кто такие татары? Нынешние татары — поволжские, во всяком случае, — утверждают, что они потомки волжских булгар, покоренных, вместе с русскими, ханом Батыем, но, в отличие от последних, ставшие не подъяремными данниками Золотой Орды, а полноправными гражданами этого государства.

Но само наименование этноса — татары — вовсе не золотоордынское. Происхождение его не вполне ясное. Чаще всего оно объясняется следующим образом: когда в Европе стало известно, что где-то на восходе солнца появился великий завоеватель, который со своим бесчисленным свирепым воинством сокрушает державу за державой, причем движется на Запад, у встревоженных христиан, прежде всего у греков как ближайших к Азии европейцев, это вызвало ассоциацию с апокалипсическим явлением антихриста и адовых сил. Ад, преисподняя, или вообще нечто весьма страшное, по-гречески — tartaros. Возможно, именно от этого слова происходит общеевропейское наименование орд Чингисхана, а затем и Батыя — татары. Кстати, европейцы еще во второй половине XIX века дальневосточных монголов называли татарами. В воспоминаниях участников так называемых Опиумных войн — англичан и французов — нередко фигурирует татарская конница, действующая на стороне китайцев. Вспомним, что в то время еще обе Монголии были в составе Поднебесной.

У русских также никаких альтернативных наименований орде, кроме как татары, не было: «…Пришел на Русскую землю безбожный царь Батый со множеством воинов татарских и стал на реке на Воронеже близ земли Рязанской», — рассказывает «Повесть о разорении Рязани Батыем». Кажется, только уже Карамзин начинает Орду «по-научному» именовать «моголами». Ну а затем уже понятия «монголы», «татаро-монгольское иго» окончательно закрепились в нашей историографии.