Фантом. Последние штрихи - Томас Тессье

– И все-таки мне хотелось бы пойти в какое-нибудь новое место.

– Хорошо. Без проблем.

Казалось, перед Нордхэгеном открыты двери почти всех лондонских заведений. Мы начали в Ноттинг-Хилле, затем прошли через Бейсуотер в Паддингтон. Бары, в которых мы пили, мало чем отличались от клубов в Сохо. Возможно, чуть менее претенциозные и с меньшим количеством посетителей, но в целом – такие же. Единственное отличие – другой почтовый индекс, вот и все.

Нордхэген настоял, чтобы я оделся в вечерний костюм, и позже я выяснил почему. После того, как мы посетили несколько баров и достаточно напились, мы поймали такси и поехали в Найтсбридж. Он засунул мне в карман пачку банкнот и хитро подмигнул.

– Пора избавиться от денег, – сказал он.

Мы зашли в игорный клуб. Место буквально излучало богатство, эксклюзивность и роскошь. Оно представляло собой разительный контраст с заведениями, в которых мы пили до этого. Передо мной открылась еще одна сторона Нордхэгена.

Атмосфера в казино походила на фильм про Джеймса Бонда, но была уныла, как и положено реальной жизни. Детали, точные по отдельности, вместе складывались в гораздо меньшую сумму. Несмотря на интерьер и гламурных посетителей, сама игра казалась вымученной и банальной, по крайней мере той ночью. Мы заказали напитки, а потом я стал наблюдать за тем, как Нордхэген проигрывает деньги. Он выбрал рулетку и ставил по наитию, без какого-либо метода. Впрочем, не сказать, что я справлялся лучше.

Рядом с нами материализовались две девушки, похожие друг на друга как две капли воды, словно сошедшие со страниц комикса. Я не возражал. Они взяли на себя часть бремени компании Нордхэгена. Мы пили, играли и говорили ни о чем. Казалось, девушкам приятно наше общество. Нордхэген был завсегдатаем этого заведения, и у меня появилось чувство, что девушки его узнали. Через какое-то время мне стало скучно, и я сказал Нордхэгену, что пора уходить.

– Куда поедем? – игриво спросила одна из наших спутниц.

Я моргнул и ответил:

– Мы едем в один стрип-клуб в Сохо.

– Чудесно, – пробормотал Нордхэген.

Но для парочки пташек эта перспектива оказалась вовсе не такой заманчивой. Всем своим видом они говорили: «Неужели они не поняли, на что мы намекаем?» Наверное, мы действительно их не поняли. Конечно, они не собирались ехать с нами в какую-то низкопробную дыру и смотреть, как жирные шлюхи посредственно танцуют у шеста. Но я был рад, поскольку надеялся, что таким образом удастся хоть как-то скоротать эту томительную ночь.

Однако я ошибался. Нордхэген серьезно воспринял предложение отправиться в стрип-клуб, и когда мы оказались вдвоем в такси, я не смог его переубедить.

Интересно, почему он решил продемонстрировать свою азартную сторону только сейчас – и что еще я узнаю о нем за время своей производственной практики?

Он выбрал дешевое заведение с жирными стриптизершами. Мы сели за столик у бара, как можно дальше от сцены. Нас никто не беспокоил. Клуб казался уставшим и сонным.

– Скоро все изменится, – таинственно пробормотал Нордхэген. – Перемена необходима, хотя болезненна.

– Что вы имеете в виду?

Мой вопрос, казалось, сделал его настроение еще мрачнее. Он нахмурился и лениво постучал пальцем по столу. Затем медленно покачал головой.

– Грядут ужасные события, – продолжил он. – Темные времена. С людьми происходят страшные вещи.

Еще бы! – подумал я. Тем временем на сцене трясла жиром женщина около тридцати в школьной форме. Я, конечно, не специалист, но успел понять, что школьная форма – важнейший компонент сексуальной фантазии британцев. Впрочем, бормотание Нордхэгена вскоре завладело всем моим вниманием.

– Грядут ужасные, ужасные события, – повторил он. – Это просто… кошмарно. Людей ослепляют, им выкалывают глаза. Их делают немыми, отрезая им языки…

– Вы говорите о своих людях? – спросил я нервно. Я не мог в это поверить и надеялся, что он просто строит из себя Нострадамуса, а не придумывает новые поручения для меня.

– Это так ужасно, – продолжал он. – Но они и так уже слишком несчастны. Что я могу сделать? Им не вынести этой жизни. Им нужно помочь снять напряжение. То, что они видят и хотят сказать, – им с этим не справиться.

Я знал, к чему он клонит. Нордхэген не в состоянии провести операцию самостоятельно. И мне придется выполнять всю грязную работу. Ничего сложного. Всего-то удалить несколько глазных яблок и языков.

– А нельзя им завязать глаза и вставить кляп? – задал я глупый вопрос.

– О боже, нет, – ответил Нордхэген, не раздумывая. – Будет только хуже, намного хуже. Иметь глаза и язык, но быть не в состоянии ими воспользоваться. Только представьте, что с ними будет тогда. Нет. Любая возможность должна быть исключена. Конечно, это их опечалит, но со временем они привыкнут. И потом, когда они поймут, что это невозможно, желание видеть и говорить в них угаснет, и они обретут мир и гармонию. Сейчас у них есть надежда – вот они и страдают. Их страдания необходимо прекратить. Они привыкнут, и им станет только лучше. Но чтобы удалить источник их дискомфорта, следует действовать решительно. Для того, чтобы проявить доброту, приходится быть жестоким.

Если сознание Нордхэгена можно сравнить с могилой, то из нее на моих глазах вырастали новые цветы зла. Блестящее, черное, ядовитое воплощение зла или ужаса. И, конечно, безумия. Цветы безумия. Их корни засели глубоко в сердце у Нордхэгена.

– Я вас понял, – сказал я.

Даже слишком хорошо. Этот разговор во время нашей ночной пирушки меня отрезвил. События развиваются, и я должен приступить к исполнению своего плана не откладывая. Надежды на то, что Нордхэген забудет о нашем разговоре, потеряет его в алкогольном тумане, не было. Речь шла о его детище, о его страсти. А я не хочу принимать в этом никакого участия. Даже если речь шла всего лишь – всего лишь! – о том, что мне придется перерезать голосовые связки и зрительные нервы. Нельзя соглашаться, потому что на этом он не остановится.

– Грядут ужасные события, – продолжал Нордхэген. – Я пытаюсь их избежать. Пытаюсь их отсрочить. Но груз истории тяжек. Законы природы невозможно победить. Я предвижу вынужденные выборочные аннигиляции. Новая кровь, всегда требуется новая кровь. Преодолеть это невозможно. Популяция ограничена, по практическим соображениям, но новая кровь всегда необходима. Ей нужно освободить место. Предвижу вынужденные выборочные аннигиляции, которые приведут к анархии. Предвижу ужасные события.

Я начал осознавать, что сильно ошибался насчет намерений Нордхэгена. Я-то думал, он хочет, чтобы я помог ему сохранить статус-кво, но теперь казалось, что у него имеются далеко идущие планы. Очень далеко идущие. Он планировал