Королевский лес. Роман об Англии - Эдвард Резерфорд

Ее Альбион-Хаус начался летним днем.

Было очень тепло. Очевидно, позднее утро; наверное, день был воскресный. Она не знала. Но они шли из старой церкви в Болдре – только она и отец. Тогда ей было восемь. Они прошли по тропинке на восточном берегу реки и свернули на дорогу, уходившую в лес. Там было много молодых буков, в основном еще саженцев, а еще дубы и ясени. Солнце рассылало косые лучи сквозь светло-зеленые кроны деревьев; на кустах распускались листики, похожие на струйки пара; пели птицы. Ей было так хорошо, что она пошла вприпрыжку; отец держал ее за руку.

Дом они увидели за поворотом. Красные кирпичные стены были почти готовы. Один из двух щипцовых фронтонов уже обновили; в синее небо смотрел оголенный каркас из старых дубовых стропил. Под теплым солнцем пыльный участок являл собой мирное зрелище. Несколько человек спокойно трудились на верхнем этаже; стук укладываемых кирпичей был единственным звуком, нарушавшим тишину.

Они с отцом долго стояли, наблюдая за этой картиной, затем отец произнес:

– Я строю этот дом для тебя, Алиса. Он будет только твой, и никто его у тебя не отнимет.

Затем он посмотрел на нее, улыбнулся и сжал дочке руку.

Она бросила взгляд на отца и подумала, что тот, верно, очень любит ее, раз строит ей целый дом. И она испытала – быть может, раз или два за всю жизнь – абсолютное счастье.

Дом, лишь чуть больше старого тюдоровского дома деда и его отца, построенный из красного кирпича в простом якобинском стиле, безусловно, считался маленьким, однако скрытый от мира на скромной поляне в глубоком лесу, он почти обретал атмосферу уединенной фермы или охотничьего домика. Для Алисы это было волшебством. Это был ее дом, потому что отец ее любил.

Конечно, он надеялся, что будет сын. Теперь она это поняла, но с того летнего дня прошло десять лет.

Из двух сыновей Клемента Альбиона, Уильяма и Фрэнсиса, больше преуспел старший Уильям – ее отец. По сути, он сделал блистательную карьеру. На закате правления королевы Елизаветы он, будучи человеком молодым, подался в Лондон изучать право. Уильям трудился упорно. На дворе был век судебных тяжб, и толковый адвокат мог взлететь. Когда же через пятнадцать лет после нашествия великой Армады старая королева скончалась и ее сменил кузен, король Шотландии Яков, возможности сколотить состояние многократно умножились.

Яков Стюарт, мужчина средних лет, став английским королем, был захвачен одной идеей – на славу провести времечко. Раньше в его жизни не было развлечений. Сын злополучной королевы Шотландии Марии, он едва знал мать. Изгнав ее, суровые шотландские пресвитерианцы посадили Якова, согласно строю своего мышления, на трон и держали на коротком поводке. Поэтому, когда он наконец воссел и на английский престол, ему не терпелось наверстать упущенное.

Раскрепощенные представления шотландского короля о веселье оказались занятными. Вкус к педантичному школярству – он действительно получил хорошее образование и мог блеснуть остроумием – подвел его к созданию развернутой теории о том, что королям дано Богом право делать все, что им заблагорассудится. Всерьез он верил в этот удивительный вздор или попросту развлекался – того не ведал никто. К тому же у этого отца нескольких детей проявилась еще одна черта: смущающая, сентиментальная и даже душераздирающая страсть к симпатичным молодым людям. В последние годы его правления придворные функции дегенерировали до неуклюжих поцелуев и ласк в обществе милых мальчиков. Третьей склонностью, которую, Бог свидетель, Яков никак не мог удовлетворить на севере, была любовь к экстравагантности. Нет, не к тем грандиозным представлениям и праздникам, которые неизменно оплачивал кто-то другой и которые так восхищали королеву Елизавету. Двор короля Якова ценил простые, но буйные излишества. Пиры нередко оборачивались состязаниями в обжорстве. Но даже это не шло в сравнение с разрешением королевским друзьям вольничать с государственной казной. Было ли то старое дворянство, Говарды например, или же новое, вроде семейства смазливого мальчика Вильерса, – разницы никакой; продажа контор и подрядов, подкупы, откровенные хищения. Участвовали все.

Там, где мошенники крадут, а дураки транжирят, умному человеку не составляет труда сколотить состояние. Уильям Альбион так и сделал. К 1625 году, когда на престол взошел маленький робкий сын Якова Карл, Альбион вернулся в Нью-Форест богачом. Он также удачно женился на скромной девице с приданым, бывшей на двенадцать лет его моложе. Резиденцией Уильяма Альбиона стало крупное поместье в долине Эйвона под названием Мойлс-Корт, включавшее, вообще говоря, земли его далекого предка Колы Егеря. Затем он унаследовал от отца находившийся в центре Нью-Фореста Альбион-Хаус; имелись земли и в Пеннингтонских болотах; вдобавок он владел большей частью деревни Оукли.

Он перестроил Альбион-Хаус для Алисы. Остальное, как он надеялся, перейдет к сыну. Молодая жена подарила ему еще нескольких детей, но все они умерли в младенчестве. Прошло время. Потом стало поздно. В минувшем году жена умерла, но Уильям Альбион не пожелал заводить новую семью в шестьдесят лет.

Сейчас Алисе было восемнадцать. Ей предстояло унаследовать все.

Уильям принял это решение не сразу. В конце концов, у него еще был младший брат.

Формально, в силу титула, Уильям мог как угодно распоряжаться всей землей, которой владел. Он был уверен, что старый Клемент хотел бы, чтобы он что-нибудь оставил Фрэнсису, и если бы не постоянные обещания отдать Альбион-Хаус Алисе, он мог бы завещать его. Но были и другие соображения.

Чем заслужил это Фрэнсис, что он такого совершил? Годами, несмотря на помощь и поддержку отца, он бил баклуши и никогда по-настоящему не работал. Он все еще жил в Лондоне. Стал купцом, но не самым успешным. Уильям любил Фрэнсиса, но не мог до конца избавиться от раздражения, которое испытывает человек преуспевающий к брату-неудачнику. Когда упоминалось имя Фрэнсиса, Уильяма слегка передергивало, и он даже этого не осознавал – так редко это бывало. С логикой, типичной для человека, сколотившего капитал, он рассудил, что давать деньги тому, кто этого не сумел, – пустая затея. Или, если выразиться добросердечнее, вправе ли он желанием сохранить в Нью-Форесте родовое имя обделить любимую дочь? Нет. Пусть Фрэнсис сам о себе позаботится. Алиса была единственной наследницей.

Она изрядно удивилась, когда несколько месяцев назад отец, обсуждавший в общих чертах ее возможных женихов, с особой симпатией упомянул одно имя: Джон Лайл.

Они познакомились на приеме, устроенном для ряда местных семейств из джентри в очаровательном доме Баттонов недалеко от Лимингтона. Лайл был на несколько лет старше ее и недавно овдовел. Он произвел на нее впечатление человека здравого, умного, хотя и, возможно, чуть излишне серьезного. Отец проговорил с ним гораздо дольше, чем она.

– Но, отец, – напомнила Алиса, – его семья…

– Древний род.

Лайлы и правда были отчасти старинной семьей, владевшей землями на острове Уайт.

– Да, но его отец… – (Отец Джона Лайла был известен всему графству. Унаследовав хорошее поместье, он промотал и его, и свою репутацию. Жена ушла от него, он начал пить, а под конец был даже арестован за долги.) – Не дурная ли это кровь?..