Додж по имени Аризона - Андрей Уланов

— Меня зовут Лаура. Это мое настоящее, тайное имя. Запомни!

— Я запомню, — шепчу. — Только… — И во весь голос: — Иди!

— Я…

— Бегом!

И чувствую — если она сейчас не уйдет… Даже не знаю, что сделаю… Черт! Заплачу.

Как же я прозевал-то его? Тот миг, когда ненависть в нежность перешла.

И пулемет проклятый, как назло, руки оттягивает.

Ну да, думаю, женюсь на рыжей, стану баронским зятем, а там, глядишь, и сам…

А потом думаю — ну и бред. Какой из меня, спрашивается, барон? Я ведь и на лейтенанта не тяну. С другой стороны… граф повыше барона или как? Не помню. Спросить надо будет.

Думал я все это на бегу, пока пролесок этот треклятый по дуге огибал. И бежал так, что на середине пути уже никаких лишних мыслей не осталось, только две — «не успею» и «сдохну».

Успел.

Шлепнулся за кустиком облюбованным, ленту расправил. Рядом «ППШ» положил, гранаты. А потом перевернулся на спину и секунд тридцать ни о чем не думал — только воздух ломтями откусывал.

Перекатился обратно, глянул — нет черных. Застряли они, что ли? То нагоняют бешеными темпами, то плетутся черт знает где. Непонятно. Ну да мне теперь торопиться некуда. Только ждать.

Я и ждал. Заодно и размышлял. Лениво так, неторопливо. Обстановка, благо, располагающая. Тишина, в небе солнце, да птица какая-то круги нарезает. Настроение странное… эта… как ее… апатия накатила. Абсолютно ничего не хочется — умирать в особенности.

А хорошо устроился, удобно. И позиция, что ни говори, приятная.

Сколько я уже тут вот так, за пулеметом лежал? Не помню.

И время тянется медленно-медленно… А то и вовсе замирает. И делать — ну совсем нечего. Разве что ленту чуть поправить — и дальше лежать.

Солнце жарит — спасу нет. К автомату притронуться нельзя — ствол раскалился, будто полный диск отстрелял.

Нет, ну рыжая… Кара… Лаура.

Жалко, фотокарточки ее нет! Такой, чтобы она на ней была в форме нашей, из того «студера». И смеялась, как тогда.

Ну да это тоже не главное. Главное — это то, что она там, позади, а я здесь — и пока я жив, никакая сволочь мимо не проскользнет. Даже через мой труп.

Лаура. Красивое имя.

А потом в лесу захрустело, и сразу все мысли из башки повылетали, и остался только прицел и черные фигуры, которые становились все больше… Больше… Остановились… Начали разворачиваться…

Метров двести до них было. Для пулемета — считай, в упор.

Эх, думаю, если бы вы, гады, только знали, как приятно вас через прицел разглядывать. Вы мне даже нравиться начали. Немного. В таком вот ракурсе.

План у меня был хорош… только было в нем на два «если» больше, чем нужно. Первое — то, что барьер от пуль тип на лошади ставит, а второе — что барьер этот только перед ними.

А потом все мысли ушли, переместились в кончик пальца на спуске, и «МГ» затрясся, лихорадочно выплевывая гильзы, и пули швырнули черного вперед, лошадь встала на дыбы и рухнула, а я продолжал всаживать пули в эту черную груду еще секунды четыре — пока она не перестала дергаться.

Немая сцена. Сотня темных — я прямо физически ощущал, как у них медленно мысли в башке ворочаются. Посмотреть на командира убитого — перевести взгляд туда, откуда стреляли, — решение принять.

Честно говоря, думал, что разбегутся. Было бы у них нормальное оружие, еще можно было бы попытаться меня огнем прижать, с флангов обойти… а с железом… но ломанулись они здорово. Резво.

Шанс у них был, если бы они пошире цепь растянули, а я попытался их лежа отстреливать. Да только они как раз наоборот поступили — толпой сгрудились. Ну а я во весь рост встал и по толпе этой — все, что в ленте оставалось. Как из шланга. Там не то что каждая пуля цель нашла — небось двух-трех прошивала.

Последних семерых, на кого ленты не хватило, пришлось из «ППШ» успокаивать. Самого везучего метрах в трех скосило.

И — тишина. Даже не стонет никто.

Сел я рядом с кустиком, автомат положил… интересно, думаю, какого лешего у меня сейчас руки трястись начинают? Кончилось ведь все.

Странная эта шутка — послебоевой отходняк. Может, с медицинской точки зрения оно и правильно, но я лично никак в толк взять не мог — чего потом-то бояться?

Эх, ну почему я не курю! Сейчас бы самокруткой затянуться — хорошо, чтоб проняло, дым из ушей и потом кашлять минуту!

Ладно.

Посидел я, подождал, пока первая, самая противная, дрожь схлынет. Встал, подобрал гранаты, «ППШ» за спину закинул, «МГ» на руки подхватил, глянул напоследок на поле битвы — и зашагал прочь. Метров через полста на бег перешел.

Очень уж не хотелось мне самому с Темной стороны выбираться. А вот моих орлов догнать — шансы были.

* * *

Догнал я их даже быстрее, чем думал. Они пока шли, похоже, больше назад оглядывались, чем вперед.

Даже злость поначалу разобрала — а если б накрылась моя задумка? И не я, а черные их вот так весело нагнали? И что вышло бы — все зря?

Только посмотрел я лица их… на рыжую, как бумага побелевшую, — и ведь не знает она, бедная, что ей делать, — рыдать или смеяться, на шею мне кидаться, или вид сделать, будто и не было ничего.

Нет уж, думаю, только любовных сцен мне для полного счастья не хватало.

— Сержант Карален, — негромко ей говорю, — доложите обстановку.

И тут Илени первым очнулся и как завопит на весь лес:

— Командир! — и ко мне. Ну и остальные за ним. Хорошо, что дерево рядом подходящее оказалось.

Влезть я на него, к сожалению, не успел, зато хоть к стволу прислонился. По нему меня с большим чувством и размазали.

Дети, одно слово. Никакого понятия о субординации!

Минуты через три, когда поток любви народной поиссяк, я свою команду сумел наконец построить. Лица, правда, все равно сияют — хоть в большую залу дворца под потолок вешай вместо люстры.

— Ладно, — говорю. — Я вас всех тоже очень люблю и все такое. Только если кто не заметил — мы все еще на боевом выходе, а не в родной землянке, вокруг стола собрались. А посему все сопли-радости и прочее — скатать в трубочку и убрать подальше. Ферштейн? — И на рыжую гляжу. Потому как речь эта на три четверти персонально для нее предназначена.

Похоже, дошло. Взгляд, по крайней мере, более осмысленным стал. А у остальных все тот же восторг щенячий. И хоть ты их тупым ножиком режь…

Я даже в след их, по которому догонял, не стал носом тыкать, хоть и собирался.

— Продолжать движение! — командую.

Ничего, думаю, когда вернемся, дам вам пару дней перед замковыми красотками гоголями походить, а потом вытащу подальше — и уж там мы с Шаркуном за вас обстоятельно возьмемся… Вы у меня еще взвоете не хуже, чем оборотень давешний.