Последний взгляд Марены - Елизавета Дворецкая

Она выглядела мертвой, и в то же время было ясно, что смерть эта не навсегда. Этот сон можно нарушить. И она ждет, чтобы он это сделал. Но как?

Огнесвет поднял руку, желая осторожно коснуться ее белого лба в обрамлении золотых волос, но не решился. Рука дрожала. Он приложил ее к своей груди и задел что-то небольшое, твердое, округлое… Да… Кольцо… Кольцо Огнесвет, которое дала ему мать, велев повесить на шею. Этим кольцом снимают чары со спящей Лады.

Огнесвет стянул через голову шнур, на котором висело кольцо. Нечего было и думать – развязать узелок непослушными пальцами, поэтому он просто перерезал шнур поясным ножом и бросил на пол. Уже смелее откинул шкуру, открыв лежащую до пояса. Ее белые руки были сложены на груди, белые одежды сияли во тьме. Неподвижные пальцы ждали прикосновения этого кольца, чтобы в жилы хлынула солнечная кровь, оживила, наполнила теплом.

Забыв о зажатом в кулаке кольце, Огнесвет не мог оторвать глаз от ее лица. И чем больше смотрел, тем сильнее она завладевала его вниманием. Весь мир ушел куда-то далеко и растворился во тьме, осталась она одна, будто спящее солнце. Он словно впитывал взглядом каждую черту ее лица, в груди разливалось тепло. Это самое солнце зародилось и стало крепнуть у него внутри; с каждый вдохом он ощущал, как по жилам разливается огонь. Его потянуло к ней, все сильнее хотелось коснуться ее лица, ощутить ее кожу – должно быть, она нежна и прохладна, как тонкая полоска березовой коры.

Встав на колени возле ее изголовья, Огнесвет наклонялся все ниже. В душе вдруг родилась сумасшедшая радость: ведь именно его ждала здесь эта красота! Именно ему назначено пробудить ее к жизни и вывести на вольный свет! Пробудить любовь, которая дремлет во тьме, вывести солнце на небосклон, чтобы эта же красота озарила и согрела своими лучами весь мир.

Но для этого он должен передать ей тот огонь, который она же зажгла в его груди. Чувствуя, что сейчас способен согреть своим дыханием всю землю, Огнесвет наклонился и поцеловал ее сомкнутые губы.

И, еще не оторвавшись от них, ощутил, как она глубоко-глубоко вдохнула, втягивая тепло, которое он ей принес. Ее губы приоткрылись, дав ему ощутить теплую влагу ее рта, и тут ему ударило в голову: он забыл, где находится и зачем сюда пришел, чувствуя лишь мощное влечение к этой девушке.

Тут она окончательно проснулась, задушенно ахнула, вскинула руки, уперлась ему в грудь и попыталась оттолкнуть. Он поднял голову и увидел ее открытые глаза с черными в полутьме зрачками. Лицо это выражало величайшее изумление.

* * *

…Она смотрела и не понимала, проснулась или нет. Когда-то давно, еще дома в Крас-городке, к ней уже приходил этот сон: она уже видела этого парня, рослого и плечистого, такого похожего на Бранемера, но только без бороды и без седины в темно-русых волосах, с грубоватыми чертами лица, с прямоугольным лбом, даже на вид твердым как камень, с жесткими складками у рта. Не сказать чтобы он красив, но облик его дышал силой, говорил о нраве упрямом и решительном.

Она все еще спит и снова видит тот сон, в котором Бранемер на тридцать лет моложе! Или это не она… это настоящая, истинная Лада просыпается в подземелье и видит своего божественного жениха… Но почему же тогда она помнит свое земное имя? Почему ждала, что проснется на земле, под Ладиной горой на Десне? Унелада не знала, кто придет ее будить: этого не знал даже Родовед, через которого она получала вести из мира живых. Ей было известно, что ее нареченный жених, Хортеслав, ранен – это ее не удивило и даже не огорчило, ведь она сама уговорила бабушку-судьбу отдать победу Бранемеру. О приезде Огнесвета она не успела узнать и ожидала, что будить Ладу явится сам князь.

И перед ней действительно был он, но только молодой. Такой, какого видела когда-то ее мать, но какого ей, как она думала, увидеть не суждено.

Она села, опираясь о лежанку и в изумлении глядя на него. Ей полагалось пробормотать: «Как же долго я спала!», но вместо этого она невольно воскликнула:

– Кто ты?

– Я…

Огнесвет даже растерялся. Захваченный чувством, он упустил все мысли, не помнил толком, кто он такой. Зато помнил, зачем пришел.

– Вот! – Он протянул ей кольцо. – Огнесвет…

Унелада глядела то на него, то на кольцо. Он сам не сообразил, что невольно ответил на ее вопрос, а между тем она поняла так, что он назвал ей свое имя.

– Это тебе, – добавил он.

Взял ее руку и надел кольцо на палец.

И сжал ее кисть, не зная, что еще сказать, но уверенный, что хочет остаться рядом с пробудившейся весной на всю жизнь.

– Откуда же ты взялся? – Унелада жадно рассматривала его и видела все больше сходства с отцом: и внешнего, и внутреннего, сколько его могла видеть разве что Миловзора.

Унелада знала, что у Бранемера есть взрослый сын, но свыклась с мыслью, что он никогда не вернется – возможно, потому, что именно этого ей и хотелось. И вот он сидит перед ней – как в сказании, чудом возникший уже взрослый сын «старика и старухи», которые так долго считались бездетными. Словно из утиного яйца вышел…

И в то же время она не могла отделаться от мысли, что перед ней – сам Бранемер, но молодой – тот самый, которого она так желала увидеть еще осенью и жалела, что не родилась на тридцать лет раньше! Само собой свершилось то чудо, которого не могла сотворить самая мудрая волхва. В то время как Унелада вздыхала, думая, что это чудо не под силу никому на свете, Лада лукаво улыбалась издалека, зная: она уже сделала то, что смертные считали невозможным. Унеладе казалось, что ради нее, ради ее несбыточного желания богиня оживила ее мечту. Она упивалась восторгом от мысли о безграничном могуществе богини весны и ощущала себя к нему причастной. Только сейчас, в эти самые, последние мгновения ее пребывания в подземелье она завершила свое посвящение – не через боль, страх и смерть, как иные, а через чистый восторг сбывшейся мечты, который дал ей в полной мере ощутить мощь ее небесной покровительницы.

Унелада протянула руку и коснулась его щеки – нет, это не морок. Огнесвет взял ее руку в свою. Он смотрел на нее с тем же восхищением, что и тот, осенний Бранемер, но без прежней рассеянности и сожаления о несбыточном. Он весь был сосредоточен на ней, уже предан ей всей душой, и в его восторженном взгляде горела радость открытия, обретения новой цели в жизни. Она и была этой целью. У этого Бранемера не висело за спиной ни прожитых лет, ни старой жены, ни разочарования в мечтах о наследнике – он весь принадлежал только ей, своей юной Ладе. И все хорошее, что суждено было ему в жизни, еще лежало впереди, – нетронутое, нерастраченное, тесно связанное с ней и ни с кем иным.

Унелада вскочила и придвинулась к нему вплотную, взяла его лицо в ладони, жадно вглядываясь в каждую черту и смеясь от недоверчивой радости. И Огнесвет, глядя в ее сияющие глаза, себя не помнил от удивления и восторга: она любила его! Он всем существом ощущал исходящие от нее горячие волны любви; эта любовь уже лишила его воли, заслонила все прежнее. Но он не жалел об этом, потому что и сам не хотел ничего, кроме как служить ей до самой смерти.