Мальчики в лодке - Дэниел Джеймс Браун

Теперь они шли нос к носу. На балконе эллинга Эл Албриксон раскусил сигарету во рту пополам, выплюнул ее, прыгнул на двух ногах, встал на стул и начал орать Моку: «Давай! Давай! Давай!» Истерически взвизгнул голос в репродукторе: «Италия! Германия! Эххх… Америка! Италия!» Три лодки неслись к финишной линии, попеременно вырывая лидерство друг у друга. Мок колотил по эвкалипту так быстро, как мог, его стук звучал почти как пулеметная очередь на корме лодки. Хьюм все увеличивал и увеличивал темп до тех пор, пока он не достиг сорока четырех ударов в минуту. Парни никогда раньше не гребли в таком ритме – они даже не думали, что это возможно. Их лодка немного вырвалась вперед, но итальянцы снова подбирались. Немцы плыли совсем рядом. «Дойч-ланд! Дойч-ланд! Дойч-ланд!» – гремело в ушах парней. Бобби Мок сидел верхом на корме и, наклонившись вперед, колотил по дереву, выкрикивая слова, которые все равно никто не слышал. Парни сделали один последний могучий гребок и пронеслись через финишную линию. В одну секунду немецкая, итальянская и американская лодки завершили гонку.

На балконе Гитлер поднял стиснутый кулак на высоту плеча. Геббельс прыгал на стуле. Герман Геринг снова ударил по колену, с довольной улыбкой на лице.

В американской лодке Дон Хьюм опустил голову, как будто молился. В немецкой лодке Герд Фельс опрокинулся назад, на колени к гребцу на седьмом сиденье. Херберт Шмидт поднял триумфально кулак над головой. В итальянской лодке, один из ребят наклонился вперед, и его вырвало за борт. Толпа продолжала кричать: «Дойч-ланд! Дойч-ланд! Дойч-ланд!»

Никто не знал, кто победил.

Американская лодка медленно проплыла по озеру за трибуны, в более тихое место. Парни налегали на весла, ловя ртом воздух, их лица все еще выражали неимоверную боль. Шорти Хант не мог поднять глаза на гоночную дистанцию. Кто-то прошептал:

– Кто выиграл?

Роджер Моррис крякнул:

– Ну… мы наверное… кажется.

Наконец репродукторы снова ожили для оглашения официальных результатов.

Нос американской лодки дотронулся до линии через 6 минут 25,4 секунды от начала гонки, на шесть десятых секунды впереди итальянской лодки и ровно на секунду впереди немецкой. Крик толпы резко стих, как будто в рупор вставили пробку.

На балконе эллинга Хаус Вест Гитлер встал со стула, развернулся и удалился в здание, не говоря ни слова. Геббельс и Геринг, как и остальные официальные лица нацистов, поспешили за ним. В американской лодке у парней ушло несколько секунд, чтобы понять объявление, сделанное на немецком. Но когда они поняли, выражение боли на лицах внезапно превратилось в широкие белые улыбки, которые десятилетиями позже будут сверкать на старых пленках новостей, освещавших величайший момент в их жизни.

В Сиэтле сводные братья Джо кричали, аплодировали, бегали и прыгали от радости по дому, бросая подушки с дивана в воздух. Гарри стоял посреди этого хаоса и хлопал в ладоши. Джойс сидела на табуретке и плакала от восторга, не скрывая слез. Через какое-то время, со слезами, все еще катившимися по ее лицу, она поднялась, чтобы выключить радио. Она аккуратно вернула клевер в книгу, обняла будущего свекра впервые в жизни и начала готовить сэндвичи.

После оглашения результатов парни медленно проплыли мимо трибун, где их поприветствовали редкими вежливыми аплодисментами. Эл Албриксон и Джордж Покок спустились с балкона и стали прокладывать себе путь через толпу на лужайке перед Хаус Вест, пытаясь добраться до своих парней. Роял Броухэм побежал в пресс-службу и начал писать спортивную историю всей его карьеры, вкладывая в нее все свое сердце, отыскивая язык своей души, который смог бы отдать должное тому невероятному событию, которое он только что лицезрел. Однако он не знал, что гильдия журналистов в Сиэтле только что выстроила кордон пикетчиков вокруг офисов «Сиэтл Пост-Интеллиженсер». Этим утром не будет выпуска «Пост-Интеллиженсера», и его история никогда не будет напечатана. Но камеры Лени Рифеншталь продолжали снимать, как парни подошли к пристани перед Хаус Вест. Под наблюдением нескольких нацистских офицеров олимпийские официальные лица спустились на пристань, подали руку Бобби Моку и отдали Дону Хьюму огромный лавровый венок, такой большой, что выглядел он так, будто создан для лошади, а не для людей. Хьюм, смущенный и не уверенный, что с ним делать, опустил венок через голову, скромно улыбнулся и передал его назад, Джо, который сделал то же самое, а потом передал его Шорти Ханту, и так далее, через всю лодку до Роджера Морриса на носу. Запыхавшийся Эл Албриксон пришел на пристань, склонился над лодкой и внезапно осознал, что не может подобрать слова. Наконец, симулируя безразличие, он указал на венок и проворчал Роджеру Моррису:

– Где ты взял веник?

Роджер показал большим пальцем через плечо:

– Подобрал на воде, вниз по трассе.

Парни выбрались из лодки и встали по стойке «смирно», пока немецкий оркестр играл «Знамя, усыпанное звездами». Потом они пожали руки нескольким официальным лицам соревнований, подняли на плечи «Хаски Клиппер» и понесли его обратно в эллинг. Для всего мира, в своих грязных свитерах и неподходящих шортах, они выглядели так, будто только что вернулись с тренировки на озере Вашингтон. Репортер из «Юнайтед Пресс» задержал Эла Албриксона по пути в эллинг и спросил, что он думает о своих парнях. На этот раз Албриксон подобрал слова. Эта команда была, сказал он однозначно, «самой лучшей из всех, которых я когда-либо видел в лодке. А я видел много просто изумительных команд».

На следующее утро они очень рано вернулись в Грюнау, где команда операторов Лени Рифеншталь и международные новостные операторы попросили их поснимать. Рифеншталь уже поймала хорошие кадры на главной гонке за золотые медали как из лодок, так и с берега, но она хотела крупных планов с позиций рулевого и загребного. Парни договорились грести с оператором, который сначала сидел на месте Хьюма, потом на месте Мока. Команды Италии и Германии сделали то же самое. Результаты были потрясающие. Цикл сцен с восьмивесельными лодками стал одним из самых драматических в «Олимпии». Рифеншталь умело нарезала кадры дальнего плана гонки с крупным планом Бобби Мока и других рулевых, решительно выкрикивающих команды в камеру. А их, в свою очередь, перемешала с ближними планами загребных, которые толкали в неимоверном напряжении и ритмично раскачивались назад и вперед, пригибаясь то ближе к камере, то назад, от нее.

Когда съемки были закончены, парни приготовили «Хаски Клиппер» для отправки обратно в Сиэтл, снова надели свою олимпийскую форму и направились на олимпийский стадион еще раз, чтобы посмотреть футбольный матч за «золото» между Австрией и Италией. После матча парни сами отправились в центр стадиона, чтобы получить свои медали. Когда они выстроились рядом с немецкой и итальянской командами, олимпийские официальные лица подошли к американскому строю, повесили золотые медали на шеи парням и возложили лавровые венки на их головы. Потом Бобби Мок, самый маленький из них, поднялся на самую высокую платформу на подиуме. Один из парней в его команде отпустил остроту: