Мальчики в лодке - Дэниел Джеймс Браун

* * *

Идея этой книги родилась поздней весной, в холодный, дождливый день. В тот самый день, когда я перелез через бревенчатую изгородь, окружавшую обширное пастбище, и направился через мокрый лес к скромному деревянному домику, где лежал при смерти Джо Ранц.

Когда я впервые постучал в дверь домика Джуди – его дочери, я знал о Джо только два факта. Я знал, что в свои далеко за семьдесят он в одиночку стащил с горы целую кучу кедровых бревен, разрубил на горбыли, настрогал жерди и соорудил изгородь для пастбища около 700 метров в длину, ту, через которую я только что перелез. Каждый раз, думая об этом, я до сих пор качаю головой, поражаясь такому титаническому труду, проделанному одним человеком. А еще я знал, что он был одним из девяти молодых людей – сыновей фермеров, рыбаков и дровосеков из штата Вашингтон, – которые повергли в шок как весь мир гребного спорта, так и самого Адольфа Гитлера, завоевав на Олимпийских играх 1936 года золотую медаль в дисциплине академическая гребля в восьмерках.

Джуди открыла дверь и проводила меня в небольшую уютную гостиную, где Джо, седой старик ростом почти два метра, отдыхал в кресле с откидной спинкой, вытянувшись во весь рост и подняв ноги наверх. На нем был серый тренировочный костюм и ярко-красные пуховые ботинки. У него была довольно редкая борода, болезненного, землистого цвета кожа и глаза, заплывшие из-за застойной сердечной недостаточности, от которой он и умирал. Рядом с креслом стоял кислородный баллон. В печи, объятые пламенем, шипели и щелкали дрова. На стенах гостиной висели старые семейные фотографии. У дальней стены стоял сервант, за стеклянными дверками которого были составлены фарфоровые куклы, фигурки лошадей и столовый сервиз с цветочным орнаментом. За окном, выходившим в сторону леса, накрапывал дождь. В углу тихонько играл старые джазовые мелодии тридцатых и сороковых годов кассетный магнитофон.

Тренировка команды Вашингтонского университета, 1929

Джуди представила меня, и Джо протянул в знак приветствия невероятно длинную и тонкую руку. Джуди как-то читала ему вслух одну из моих книг, и он захотел встретиться со мной. По какому-то невероятному стечению обстоятельств, в молодости Джо был хорошим другом Ангуса Хэя-младшего – сына человека, который является центральным персонажем моей предыдущей книги. Мы поговорили об этом немного, а потом наш разговор плавно перешел на его собственную жизнь.

Голос старика был очень слабым и сиплым, Джо был изнурен почти до предела. Время от времени он замолкал, однако понемногу, с осторожными подсказками дочери, начал медленно вытягивать из памяти некоторые подробности своей истории жизни. Вспоминая свое детство и отрочество во времена Великой депрессии, он сбивчиво, но настойчиво рассказывал о череде трудностей, которые он пережил, о тех препятствиях, которые преодолел, и этот рассказ, по мере того как я делал заметки у себя в блокноте, все больше и больше меня поражал.

Но только тогда, когда Джо начал говорить о своей карьере гребца в Вашингтонском университете, редкие слезы стали катиться по его лицу. Он говорил о том, как парней обучали мастерству гребли, о лодках и веслах, о тактике и технике. Он вспоминал о долгих, холодных часах, проведенных под серо-стальным небом на воде озера Вашингтон, о выдающихся победах и сокрушительных поражениях, которых они всеми силами старались избегать, о путешествии в Германию, о его товарищах и о том, как они маршировали под строгим взглядом Гитлера на Олимпийском стадионе в Берлине. Однако ни одно из этих воспоминаний не вызывало у него слез. Только тогда, когда он говорил о «лодке», его голос начинал срываться и дрожать, а глаза наполнялись слезами.

Сначала я думал, что он имеет в виду «Хаски Клиппер», гоночное судно, на котором он и его соратники пришли к победе. Потом я решил, что он имеет в виду свою команду, потрясающее объединение молодых людей, которые совершили одно из самых невероятных достижений в истории гребного спорта. Но, в конце концов, глядя, как Джо снова и снова борется с волнением, я понял, что под словом «лодка» он подразумевает нечто большее, чем просто судно или его команду. Для Джо это слово объединяло и даже превышало оба эти понятия – это было нечто необъяснимое, практически непостижимое. Это был их обобщенный опыт – единственная вещь, которая ярким пятном светилась в том золотом промежутке времени, давно ушедшем, в том времени, когда девять добродушных молодых парней вместе стремились и все как один шли к победе, отдавали последнее, что у них есть, друг другу и навсегда остались соединены гордостью, уважением и любовью. Джо плакал в какой-то степени о том, что этот величественный момент остался в прошлом, как и его чистая красота, которую ему довелось испытать.

Когда я собрался уходить в тот вечер, Джуди достала золотую медаль Джо из секретера, стоявшего у стены, и подала мне ее. Пока я любовался наградой, она рассказала мне, что медаль пропала много лет назад. Вся семья обыскала дом сверху донизу, и не один раз, и все уже смирились с утратой. И только несколько лет спустя, когда делали ремонт в доме, то нашли ее, спрятанную в каком-то утеплителе на чердаке. Оказалось, что белке понравилось сверкание золота, и она утащила медаль и зарыла ее в гнездо как свое личное сокровище. И когда Джуди рассказывала мне об этом случае, я подумал, что история Джо, так же как и медаль, была спрятана от людей слишком долго.

Я еще раз подал руку Джо на прощание и сказал, что очень хотел бы вернуться и поговорить с ним еще и что хотел бы написать книгу о том времени, когда он занимался греблей. Джо опять крепко сжал мою руку и сказал, что ему нравится идея, но внезапно его голос сорвался еще раз, и он мягко попросил меня: «Только пусть она будет не только обо мне. Она должна быть о «лодке».