Ярость - Юрий Никитин

– Что это?

– Света, – бросил он жестко, – ты женаофицера.

– Но я не хочу...

– Надо было идти замуж за коммерсанта, – бросилон. Не успел добавить, что коммерсантов стреляют еще чаще, передернулзатвор. – Я не знаю, кто они, но я знаю кто мы.

– Назар Петлюрович! Не надо! Мы же не на войне!..Сдадимся...

Причитая, обе забивались под стол поглубже, не замечая чтоуперлись в стену. Грохнуло, пол дернулся под ногами. Дверь вылетела в огне ивспышке, взрывная волна бросила его наземь. Прижавшись к полу, он начал быстрои точно стрелять в фигуры, возникавшие в проеме, целясь в лица, ибо подкомбинезонами чувствуются массивные бронежилеты.

Длинная очередь подбросила его над полом, но он успел нажатькурок, и последняя пуля ударила в глаз стрелявшего.

* * *

Полковник Кравец, глава десантников, добрался к пультураньше, чем на пол рухнули тела защищавших офицеров. Его пальцы молниеноснопробежали по клавиатуре. Экран бесстрастно светился ровным белым светом. Черныебуквы и цифры догоняли одна другую, колонки и графы быстро заполнялись. Где-топоявлялись вовсе странные цифры, понятные только программистам.

Лейтенант Шахраенков подбежал, быстро простучал поклавиатуре код, всмотрелся:

– Готово!

Кравец взглянул в побледневшее лицо молодого офицера:

– Уверен?

– Почти на все сто.

– Если поставишь хоть одну запятую не тем боком, –предостерег Кравец, – здесь все взлетит к чертовой матери.

– Ого! Зачем такие предосторожности?

– Охрану ставили не от нас, патриотов, которым нужнопровести всего лишь пару самолетов. Ну, пусть две-три пары! Здесь сердце всейсистемы ПВО западной границы.

Шахраенков коснулся Enter так осторожно, словно та была горячая,как сковородка на огне. На экране всплыла красная табличка: «Код неверен. Выжелаете, чтобы новый код заменил старый?»

– Желаем, желаем, – сказал полковник. Сопел вплечо молодому программисту, которому навесили погоны. – Уф, успели...

Щахраенков спросил тревожно:

– А что будет с нами?

– Когда победим, – бросил Кравец, – получимордена, как спасители Отечества.

– А если...

Полковник рассмеялся:

– Знаешь какие головы это разрабатывали? Весь Пентагон!И не последние два дня, как можно подумать, а годиков так пять-шесть. Да-да,они и такое предусмотрели!.. Лучшие умы, лучшие стратеги!.. И, конечно, все ихсамые мощные компьютеры, которые ты так уважаешь. А в Пентагоне, как я слышал,самые мощные компьютеры в мире.

Шахраенков завистливо кивнул. Еще в университетской средеходили восторженно завистливые слухи о ста тысячах суперкомпьютеров, которымиПентагон каждый год обновляет свои ведомство. Это не какая-то там наука,которой нужны всякие там академики, а генералы – народ ценный и нужный.

За пультами управления уже сидели офицеры, серьезные исосредоточенные, всматривались в данные на радарах. Шахраенков не успелустроиться в кресле поудобнее, как из соседней комнаты крикнули:

– Неопознанные объекты на радарах!

– В каком квадрате?

– Двадцать два, тридцать...

– Понятно, – прервал полковник с другого концазала, – это они. Минута в минуту, что значит – европейцы. Наверное, у нихнемцы за летчиков.

Один из молодых офицеров за пультом протянул:

– Ух ты... Сбивать?

– Ты что, дурак! Что за шуточки? Похоже, они вошли взону.

– Да, на запрос «свой-чужой» не отвечают. Может,шарахнуть? Все-таки американцы... А если еще и немцы...

Кравец скрипнул зубами. Эти реформы совсем развалилидисциплину. Сказал, сдерживая ярость:

– Когда-то погоним и американцев. Но сейчас у нас всянадежда на них.

– Дожили, – сказал офицер, его глаза не отрывалисьот экрана. – Что-то они запаниковали...

– Пошли им сигнал, – поторопил Кравец. – Всев порядке, мол. Все под контролем, теперь их очередь действовать. Сажаем навтором аэродроме, оттуда одним броском накроют Кречета с его командой.

– Не слишком заметно?

– Никому ни до чего нет дела, – отмахнулсяполковник горько. – Они уже половину перебьют, половину повяжут, ауцелевшие еще будут ругаться, что «синим» по привычной славянской дури вместохолостых зарядов боевые выдали!

Компьютер ответил на пароль «свой-чужой», самолет получилдобро. Рэмбок облегченно вздохнул, повернулся к десантникам и показал большойпалец. Прошли последний рубеж, противоракетная оборона сочла их за своих,осталось только приземлиться прямо на голову Кречета.

Точнее, приземляться будут самолеты с тяжелыми танками, ихвыставило министерство обороны, а они, войска быстрого реагирования,посыплются, как стальной горох, на головы этим растяпам, повяжут раньше, чемтанки генерала Смитсонсона скатятся с пандусов.

Русский бортинженер, покачиваясь как от рези в желудке,бормотал:

– Пока надеждою горим... пока надеждою горим... покасердца для чести живы, мой друг... мой друг... черт, как же дальше?.. учил же вшколе... мой друг... только и помню, что мой друг...

Пилот недовольно буркнул:

– Да что ты так вцепился в эти строки?

– Не знаю... Вдруг показалось, что это очень важно.

– Мой друг, – проговорил второй пилот спафосом. – Отчизне отдадим души прекрасные порывы!

Бортинженер обрадовался:

– Вот-вот! Фу, что за память...

Он ликовал, лицо просветлело, глаза счастливо блестели.Рэмбок повернулся на голоса, спросил подозрительно:

– Что случилось?

– Пушкина начинаю забывать, – прошепталбортинженер смятенно. – Пушкина...

– Пушкина забыть – последнее дело, – согласилсявторой пилот. – Кого угодно можно забыть, даже как зовут президента и всюего челядь, но Пушкина... Пушкин – это... это наша совесть.

Он покосился в сторону салона. Американские коммандос сиделировными рядами, словно вбитые в пол чугунные статуи. Рослые, налитые мускулами,нерастраченной силой, все в зеленом, даже зеленые шлемы надвинуты на глаза,странные и непонятные: с множеством приспособлений – наушниками, усилителями,ночным видением, лазерной наводкой, поляроидными щитками, так же как иуродливые комбинезоны уродливы из-за бронежилетов, одетых один на другой,множество приспособлений, сохраняющих жизнь, даже сохраняющих здоровье,позволяющих и с такой грудой полезного хлама бегать, прыгать и кувыркаться подогнем, одновременно выпуская сотни прицельных пуль в сторону противника...