Повести Невериона - Сэмюэл Рэй Дилэни

работать по дереву – без этого я не нашел бы себе работу получше». А знаешь, как он получил эту свою работу? У одного старого кровельщика есть двоюродный брат, плотник; его нанимают богатые семьи, которые новые дома себе строят, и пошла у них мода на эти северные скамейки. Кровельщик этот, Марг, и смекни: а почему бы здесь такие не делать? Подрядил брата своего, с полдюжины городильщиков вроде Тратсина, купил под мастерскую старую житницу, нашел мастеровитого карлика – и пошло дело! И наш Тратсин, для которого главное в жизни труд, счастлив, покуда заказы есть – а через год они вряд ли будут. И отправится Тратсин еще с парой ребятишек, а может, и со второй женой, обратно в каменоломню. По дереву он теперь работает хоть куда, но на жалованье городильщика больше не проживет, и придется ему идти камень бить. Перестанет он вещать о труде, как бог-созидатель, и начнет проклинать его, как все смертные – хотя будет еще пыжиться и богом прикидываться. Таков уж он, и половина рабочих в нашей деревне тоже такие. Хотел бы я знать, что поделывает в городе Малот.

– Малот?

– Ну да, полоумный брат Тратсина, что сбежал с каменоломни три недели назад – всё в город его тянуло. Не такой уж и полоумный, если подумать. Но ты вот тоже в Колхари побывала, и что? Обрюхатили тебя, вот и весь твой прибыток.

Прин понимала, что он это не со зла, но вспыхнула, стиснула зубы и постаралась удержать слезы.

– Ничего, не пропадешь. Ты нам по нраву пришлась, мы тебя в беде не оставим. А у Малота ни мозгов, ни умения, не то что у брата. Лучше уж брюхатой быть, чем безработным ломщиком камня.

Прин вспомнила безработных, толпящихся у Нового Рынка.

– Только я не удивлюсь, если Тратсин и Браган через год тоже в город подадутся. Печально это, но скорей всего так и будет. Ладно, пойду поохочусь – не на зверя, не думай. Ребятишки не все плодовые деревья еще обобрали. Сплету мешок, наберу в него груш, Браган спечет с ними пирог к ужину – вот, выходит, и поработал, хотя детишки назвали бы это игрой.

Мешки не надо плести, подумала Прин – их куда проще делать.

– Труд делает человеком? – Карвен потряс головой, точно эта мысль прилипла к нему, как мокрица к дерюге. – Никакой не труд, а игра! Просто, когда работаешь, меньше винишь себя за игру, а я и так не сильно виню. Ну, и друзья меньше дразнят. А в Колхари с этим как?

– Там… все по-другому. Ничего не поймешь. Я, во всяком разе, не понимала – может, потому, что не знаю, как они жили раньше и что с ними будет потом.

– Значит, счастья тебе не видать, как и мне, – усмехнулся Карвен. – Все игроки такие. Только те, кто любит трудиться, смеют счастья искать. Тебя-то скоро дитё отвлечет от подобных мыслей, а я пойду в лес да поразмышляю – тоже в своем роде игра.

Прин вернулась в дом сказать Браган, что мужчины ушли. Она откинула дверную завесу, и пол будто взвился ей навстречу.

– Держи ее! – крикнула Браган.

Прин схватилась за край циновки, оцарапав ладони. В рот ей набилась пыль. Гутрид тем временем, вооружившись пучком соломы на палке, выметала из-под настила сор.

– Вот так – нет, еще малость на себя. Теперь помоги мне поднять ее с другого конца.

Прин удивляло, что уборка тесной хижины, где живут всего трое взрослых и две малютки, требует стольких усилий. За подметанием и мытьем она доложила, что Тратсин и Карвен ушли.

– Вместе, что ли? – насторожилась Браган, как будто Трасин мог вместо работы пойти прогуляться с другом.

– Нет, Тратсин на работу, а Карвен… так просто.

– Ну и ладно. – Браган вытерла мокрый локоть о рубаху, в которую наконец облачилась. – Не будет, значит, весь день под ногами путаться да языком молоть – Карвен то есть. Парень он неплохой, так ведь замучаешься слушать, как что на свете устроено. Скажешь ему, что мы люди бедные и ничего в этом не смыслим, а он: потому и бедные, что не смыслите. Видала ты когда таких чудаков?

Прин задумалась, как бы описать ей Горжика и госпожу Кейн, но тут Гутрид сказала:

– Прин, будь добренькая, возьми кувшин да сходи за водой на речку.

Темнокожие деревенские женщины, которых она видела у реки, носили кувшины с легкостью, Прин же вся облилась.

– Знаешь, я раньше хотела, чтобы Тратсин хоть денек побыл дома, – говорила Браган, укладывая в корзину выжатое белье. – Но он остается, только когда болеет, и мне только хлопот прибавляется. И поняла я, что не в нем дело, а хочется мне поработать в каменоломне или там порыбачить, и вроде как мне это передается через него. А как поняла я это, то сразу смекнула, что он мне этого дать не может – надо самой идти. А через три дня узнала, что снова беременна. Вот так-то, – продолжала она, перехватывая старшенькую, которая норовила залезть в очаг (Прин стояла на лавке, ища что-то на верхней полке), – и детей бранить всегда мне приходится. Тратсин, когда он дома, либо тискает их, либо вовсе не замечает, а злюка, выходит, я. – Вверху пахло фигами и пыльной посудой, сидели соломенные куклы с глиняными руками и головами. – Говорит, что они не станут его любить, если он их будет наказывать, а как же без наказаний? Вот и получается, что я чудище из дурных снов, а он добренький. Как не завидовать мужикам. Ну что, нашла?

– Да вроде здесь нет ничего такого.

– Значит, ты брюхата, под пару Браган? – спрашивала Гутрид во дворе, вываливая корзину с кухонными очистками в телегу мусорщика, чьи громадные уши торчали из-под буйной, как у Прин, гривы. – Вы, конечно, с ней не похожи, но и разницы особой не вижу. – Это замечание удивило и встревожило Прин – лет через шесть она попросту отмела бы его как вздорное. – Я недавно тоже думала, что забрюхатела. Вот счастье-то было, как в полнолуние крови пришли! По-моему, Малот не такую уж глупость сделал, когда в город ушел. Здесь ему скверно жилось – не говори только, что я так сказала. Удивил нас, конечно. Сегодня здесь, а завтра, гляди-ка, пропал, как по волшебству! Я и правда думала, что здесь колдовство какое, но Карвен сказал, что он попросту сбежал в Колхари, и Тратсин подтвердил, что сбежал. Там его никто не знает, а здесь не очень-то