Королева в придачу - Симона Вилар

Мадам Жанна сразу же пошла в наступление: прижимаясь к нему разгоряченным телом, она обещающе улыбнулась и защебетала:

– О, милый женамутье, в моей жизни не было лучших вечеров, чем этот. Если бы вы знали, как я счастлива танцевать с вами, быть вашей партнершей, слышать ваш голос...

В её прекрасных глазах засеребрились слезы. Кожа красавицы отливала перламутром, влажные губы блестели. Брэндон невольно залюбовался ею. Любовница Франциска... Да, этот ловелас Ангулем умеет выбирать себе женщин – она очень хороша. И неуловимо похожа на Мэри; даже в более нежных тонах. Более изысканна... Платье с глубоким вырезом обнажало её соблазнительную грудь, аромат духов кружил ему голову. Но даже более пленительным, чем её чувственная красота, было обожание в её глазах. Брэндон, как всякий придворный, не мог не ответить на этот призыв любезностью.

– Мадам Жанна, вы так прелестны – любой бы на моем месте рисковал, спасая вас.

Он нежно улыбнулся и передал её в танце Франциску. Они разошлись, меняясь партнершами. Теперь круг с Брэндоном делала Маргарита.

– Вы заметили, как следит за вами мой брат? О, мессир Шарль Брэндон, вы заставляете Франциска ревновать! Но я говорила с ним, и он, бесспорно, признает сегодня ваше превосходство. И мадам Дизоме тоже, отмечу.

Будь Брэндон не так очарован происходящим, он бы задумался, отчего все с такой охотой подталкивают его к Жанне.

Но он подумал совсем о другом: «Вот бы было забавно наставить рога этому хвастуну Франциску, который так увивается за моей Мэри». Франциск же, сделав круг с Жанной, с поклоном вернул ему партнершу. Жанна улыбалась, маня взглядом.

– Когда вы сегодня спасли меня, – почти заговорщически начала она, обходя его в танце, – то во мне пробудилось нечто, придавшее мне смелости, что-то такое, что я не могу удержать в себе. Но потом... О, музыка смолкает. Я должна уйти, потому что если я не уйду, побуду подле вас хоть минуту, я забуду, что за нами наблюдают мой муж и любовник, и брошусь вам на шею. Они не поймут причин моей измены.

«Очаровательная дама», – подумал Брэндон, глядя ей вслед. Ох, уж эти француженки! Она боится совершить измену, говоря одновременно о муже и о любовнике! И тем не менее он не мог не почувствовать, что слабая и влекущая Жанна Дизоме взволновала его. Вечером он снова встретил её, идя к себе. Жанна появилась светлой тенью в темном переходе, поймала его руки...

– Я буду решительна и бесстыдна. Вы спросите, почему я вся дрожу? О, это не из-за холода или пережитого сегодня страха. Это потому, что прикасаюсь к вам, мой прекрасный спаситель.

Ее дрожащий шепот взволновал его, но Чарльз молчал. Конечно, эта интрижка с женщиной, предлагающей себя, ни к чему не обязывает. Мэри тоже предлагала ему себя, но её он любил. Стоит ли эта женщина того, чтобы бросать тень на его прекрасную любовь? Видя, что он медлит, Жанна изящно взяла его руку, поднесла к губам и поцеловала. Не пылко, а нежно, едва касаясь, и в то же время медленно и ласкающе, так что у Брэндона от кисти к плечу прошла дрожь.

В проеме прохода мелькнул свет, послышались голоса, и Брэндон быстро увлек Жанну за колонну. Она тут же обняла его, видимо, ожидая поцелуя. Но его не последовало. Брэндон неожиданно подумал – отчего эта дама так льнет к нему, когда рядом с ней находится самый высокий покровитель в королевстве? Он уже совершенно трезво отметил, что ему не стоит портить отношения с Франциском, и мягко разнял обнимавшие его руки.

– Вы восхитительны, мадам. Но вас любит герцог Ангулемский, а я не намерен становиться его соперником. К тому же мне надо выспаться перед охотой. – И добавил почти грубо: – Как говорят у нас в Англии – лучше женской ляжки только олений окорок.

Мадам Дизоме задохнулась от возмущения и обиды. Как он смел отвергнуть её? Когда сам Франциск позволил ей лечь с ним, муж уступил, а герцогиня Луиза приказала! Жанна представила их неудовольствие, и внезапно ощутила прямо ломоту в теле. Ей хотелось этого мужчину.

А Брэндон, уже улегшись в холодную постель, подумал, что было бы неплохо ощутить рядом горячее женское тело, согреться, ощутить огонь в крови... Но холодные простыни скоро остудили его пыл, и он забыл о Жанне, вспоминая свою Мэри. Ему было хорошо оттого, что остался ей верен. «Я люблю её», – подумал он, и эта мысль странно успокоила его. Он уже с недоумением размышлял о том, отчего раньше и глядеть не хотел на других женщин, а сегодня едва не поддался чарам француженки. Не оттого ли, что Мэри уже не является для него недосягаемой, принадлежит ему? И ещё его смущало, что над его отношениями с Мэри, над его любовью словно бы тяготеет сознание того, что она выполняется по приказу. Он заставил себя не думать об этом. Сознание повеления сверху вносило в его чудесную любовь чувство горечи и стыда.

Утро встретило их холодом и ветром. Тусклое солнце то и дело заслонялось бесконечно следовавшими друг за другом темными облаками. И если Франциск настоял, что охота должна состояться при любых обстоятельствах, то, большинство дам из свиты его сестры, да и сама Маргарита, предпочли отказаться от лова. Куда приятнее провести время за вышиванием у камина, чем носиться по холоду в сыром лесу. Франциск не противился. Здесь, в заповедном лесу Амбуаза, намечалась настоящая мужская охота, лов со скачками и опасностями, где требуются выносливость и отвага, умение нестись галопом через густой подлесок, а преследуемый зверь имеет равные права с преследователями.

– Нас ожидает азартная потеха, – сообщил Франциск своему английскому гостю. – Егеря говорят, что для нас приготовлен кабан-четырехлетка, огромный, как Каледонский вепрь.

Охоты герцога Франциска всегда были событием в городке Амбуаз, окружавшем подножие замковой скалы, узкие улочки которого оглашались конским топотом, лаем собак, звуками охотничьих рогов. Несмотря на холод, жители открывали окна и выходили на улицы, чтобы поглядеть на блестящую охотничью кавалькаду, спускавшуюся по пологому серпантину из замка, пересекавшую мост через Луару и исчезавшую под бурой сенью холодного леса.

Франциск явно пребывал в приподнятом настроении, гарцуя на коне подле своего английского гостя и рассказывая, какие охотничьи забавы несет травля в заповедном лесу Амбуаза, а также каких зверей и когда он здесь травил. Молодой герцог любил этот край, где протекло его с сестрой детство, где его знали сызмальства, ещё худосочным живым подростком, соблазнявшим дочерей местных горожан. Теперь же он считался наследником престола и смотрелся внушительным и импозантным сеньором, который, даже собравшись на травлю, выглядел как принц крови. Чисто выбритый, с подвитыми под низ гладкими черными волосами, в камзоле из малинового драпа с нашитыми наподобие прорезных буфов кусочками светлого меха, в лихо одетом набекрень широком берете, украшенным полоской такого же меха, в распашной полудлиной накидке... У пояса его находились меч и охотничий нож, на груди висел рог, у седла были приторочены короткое копье и рогатина – главное оружие, употребляемое в охоте на кабана. Также были вооружены Саффолк и другие охотники. Франциск иронично поглядывал на гостя, считая, что охотничий камзол англичанина слишком прост – сплошная темно-рыжая кожа без всяких украшений, только утепленные рукава и укороченные до середины бедра широкие штаны на меху придавали ему вид придворного, чем-то отличая от обычных ловчих. Ехавший подле него Бониве в камзоле из переливчатого бархата и пышной меховой оторочкой смотрелся истинным вельможей. Бониве был удручен, пеняя Франциску, что тот не настоял, чтобы Маргарита приняла участие в гоне.