Королева в придачу - Симона Вилар

Из лесу, прихрамывая, появилась последняя гончая и, тихо поскуливая, улеглась рядом. Кабан... О, сейчас им стало совсем не до кабана. Ветер откуда-то издалека донес крики и звуки рога. Брэндон подскочил и стал кричать, поэтому не заметил, когда Франциск пошевелился и, приподнявшись, стал оглядываться.

– В чем дело, женамутье? – спросил Франциск, растерянно хлопая глазами.

Положение показалось бы Брэндону даже забавным, если бы не было столь критическим.

– Наши путники не слышат меня, – буркнул он. – Ветер приносит их голоса, но относит мой.

Ветер усиливался, шумел верхушками деревьев, на небо наползала туча. Быстро темнело.

– Где наши лошади? – спросил Франциск.

Брэндон выругался по-английски, по-французски зло заметив, что лошади, видимо, помчались преследовать кабана. Он не стал пенять Франциску зато, что тот не послушал его и теперь они отстали от охоты. Герцог Ангулем занялся придирчивым исследованием своей головы, но, сообразив, что отделался только шишкой на лбу, даже повеселел. Со свойственным ему оптимизмом он тут же заявил, что, конечно же, их будут искать, пока не найдут.

– Если мы к тому времени совсем не замерзнем, – проворчал Брэндон.

В самом деле, наползавшая туча несла с собой снег. Вокруг уже царила темнота, и вскоре первые, острые на ветру, снежинки стали проноситься меж деревьями. Франциск, который был без берета, мерз, втягивая голову в плечи, кутался в воротник. В довершение ко всему, когда он попытался встать, оказалось, что при падении он подвихнул ногу, и теперь мог стоять, только опираясь на плечо англичанина. Посовещавшись, горе-охотники решили двигаться в ту сторону, откуда слышались голоса. Так они и пошли: впереди прихрамывающий пес, а за ним прихрамывающий Франциск, опирающийся на плечо иноземного гостя.

Что они двигаются не туда, куда следует, путники поняли, когда под ногами сквозь мерзлую корку стала поддаваться болотная почва. Топь! Они повернули, теперь бредя почти наугад. И тут пес остановился и, глухо зарычав, вздыбил загривок. Это их спасло.

– Пропади все пропадом!.. – выругался Брэндон, отстраняя Франциска и выхватывая меч.

Раненый кабан истекал кровью и был зол. Люди, сами не зная того, вышли на его новое лежбище. Он возник перед ними в окружающем мраке угрожающей темной массой. Брэндон не видел его оскаленной морды, страшных клыков, но чувствовал, как зверь стремительно надвигался на них, как призрак... злой дух леса. Пес кинулся ему наперерез и этим обратил на себя первую ярость зверя. Гончая отлетела прочь с громким визгом, отброшенная страшными клыками, и в следующий миг зверь уже оказался перед человеком. Брэндон, вооруженный мечом, остался с кабаном один на один... Франциск находился где-то сзади.

Кабан с таким неистовством наскочил на острие лезвия, что оно вошло в его тело, точно бритва, проколов все внутренности. От удара Брэндон упал, опрокинутый страшной силой. Но зверь был ещё жив, и охотнику пришлось бы туго, если бы не подоспел Франциск, вонзивший в тушу сверху нож несколько раз.

– Женамутье... Бог мой, Шарль Брэндон? Вы живы?

– Жив, – пробормотал Чарльз, выбираясь из-под туши. Какое-то время они молча смотрели друг на друга. Потом Брэндон подошел к поскуливавшему псу. Тот лежал на боку, тяжело дыша: его брюхо оказалось распорото сверху донизу, поблескивающие внутренности вывалились на землю. Брэндон достал нож и стал гладить собаку по голове, пока резким у взмахом ножа не перерезал ей горло, прекратив мучения.

– Этот пес спас нас.

– А вы меня, – мрачно сказал Франциск.

– А вы меня, – как эхо, ответил Брэндон. Франциск огляделся: ветер нес снег, крутом стояла тьма... Голоса свиты не были слышны, лишь шумел лес. Франциск усмехнулся, вытерев о шкуру зверя нож, вбросил его в ножны.

– Думаю, нам лучше обмениваться долговыми расписками, когда вернемся в Амбуаз. А теперь, пока совсем не стемнело, стоит выбираться отсюда.

Франциска не оставляла его всегдашняя бравада, хотя он и морщился порой от боли в поврежденной лодыжке. Но чаще герцог прикладывал руку к ушибленной голове – было похоже, что шишка на лбу, портившая его внешность, куда более беспокоит его, нежели сумрак леса и бездорожье. Но Брэндон более реально смотрел на вещи. Конечно же, их будут искать, и рано или поздно обнаружат. Лучше бы раньше... Ибо здесь, под пронизывающим ветром, в чаще темнеющего леса, среди воя волков, он чувствовал себя не в состоянии шутить. Они медленно двигались сквозь заросли, прислушиваясь к вою волков. У Франциска сильно болела поврежденная лодыжка, настроение же становилось все более скверным. Его раздражало, как это он, всегда окруженный толпой желающих услужить, оказался вдруг в столь безвыходной ситуации. Посмотрев на ежащегося Франциска, Чарльз отдал ему свой берет с козырьком.

– Надо же, – сокрушался Франциск, – я-то думал, что знаю в этих краях каждую пядь, а выходит... Нет, здесь обязательно должно быть какое-то жилье! Думаю, пока окончательно не стемнело, нам следует взобраться вон на ту возвышенность и оглядеться. Уверен, мы разглядим поблизости башни какого-либо замка, стены монастыря... крыши деревни, наконец.

Подъем оказался крутым. Они пыхтели, взбираясь по неровному склону, когда Франциск неожиданно спросил:

– Почему вы не выдали меня на турнире? Вы ведь знали, что против вас выступал не я.

Не самое лучшее время для откровений, но Франциск давно был болен этой темой.

– Я прошу прощения за ту свою выходку...

Брэндон даже приостановился. Он понимал, какого внутреннего усилия стоили молодому герцогу эти слова. Хотя... Франциск был так легкомыслен! И сейчас он почти с мальчишеским пылом говорил, что выставил вместо себя немца лишь в шутку... Он-де не знал, что тот поведет себя столь неподобающе, и теперь сам наказан. Поведение немца, нарушение им всех правил боя, бросило тень на самого рыцарственного герцога Ангулема. Он умолк, ожидая, что же ответит Брэндон. А тот подумал, что выходка Франциска отнюдь не являлась шуткой. Герцог хотел победить... даже под личиной подставного лица, чтобы добиться благосклонного взгляда королевы. И это было нечестно. Почему же он все скрыл?

Перебираясь через поваленный ствол, Франциск вновь задал свой вопрос. И Брэндон ответил:

– Плохой бы я был дипломат, если бы стремился опозорить будущего короля Франции.

Франциск улыбнулся в темноте. Итак, с этой стороны ему ничего не угрожает. Брэндон не выдаст его и в дальнейшем. Как приятно осознавать, что даже иноземцы видят в нем законного наследника трона! Если, конечно, как утверждает его мать, на самом деле этот женамутье не прилагает всех усилий, чтобы королева забеременела, и тем самым он оказался устраненным. И пользуясь тем, что их критическое положение располагало к откровенности, Франциск решился спросить в упор, чем Брэндон объяснит все те слухи, что окружают его и королеву.

Чарльз подсознательно был готов к такому вопросу, и поэтому ответил спокойно: дескать, не он распространяет эти слухи, не ему и отвечать за них.