Парижские письма виконта де Лоне - Дельфина де Жирарден

Эта опера-буффа называется «Incendio di Babilonia»; название объясняется очень просто: в этой опере нет ни пожара, ни Вавилона; не всякий автор либретто может похвастать резонами столь основательными. Сюжет оперы незамысловат. Все обстоит так же, как в любой другой итальянской опере: принцесса любит юношу, за которого не выходит замуж; выходит она за кровавого тирана, которого не любит. Имена действующих лиц говорят сами за себя: Жесточино, тиран Сиракузский (в самом деле, если уж быть тираном, то только в Сиракузах); Орландо, мальтийский рыцарь (разве рыцари водятся где-нибудь, кроме Мальты?); Клоринда, иностранная принцесса (определение туманное, но тем более загадочное). Жесточино прогуливается по лесу в ожидании Клоринды, на которой намерен жениться! Он слышит пение гондольера… Гондольер в лесу!.. в Вавилоне!.. Неважно, оперные либретто приучили нас к вещам куда более странным. Является паломник, который, разумеется, оказывается не кем иным, как переодетым соперником. Тиран и паломник затягивают дуэт — безмерно смешной, безмерно остроумный и безмерно итальянский; невозможно сочинить пародию более обворожительную, более тонкую и более ехидную; тиран в течение четверти часа произносит одно-единственное слово parlate[474]на все лады, с самыми блистательными и самыми разнообразными модуляциями. Паломник все время пытается ответить, но тиран постоянно прерывает его, выкрикивая свое вечное parlate! parla…a…a…te, par…la…te… parla…te. Наконец паломнику удается вставить, что он паломник; но и он тоже ничего другого сказать не способен, и в конце концов тиран, наскучив этой монотонной репризой, отвечает ему по-итальянски: Voi rabachate, amico[475]. Тут является Клоринда; она узнает Орландо; не в силах скрыть своего волнения, она поет по-настоящему прекрасную арию, слова у которой очень итальянские и очень забавные; двое соперников осыпают друг друга оскорблениями, как в настоящей итальянской опере, и удаляются, чтобы сразиться, а принцесса сходит с ума, как и полагается в итальянской опере. Во втором акте Клоринда исполняет большую арию вместе с хором. Либретто описывает это так: «Она бледна и растрепана с одного бока, из чего, по-видимому, следует сделать вывод, что она еще обретет рассудок». Сцена безумия сделана восхитительно: музыка исторгала бы слезы, когда бы слова не вызывали хохота. Жалобная песнь Клоринды исполнена такого отчаяния и такой страсти, что ее невозможно слушать без волнения и восторга, однако в минуту наибольшего страдания принцесса восклицает: Sono touta defrisata[476]. С этого мгновения зрители забывают о серьезности и рукоплещут остроумию, хотя только что восхищались страстью. Если нам не позволят услышать «Incendio di Babilonia» еще раз, мы объявим в следующую субботу, что автор либретто — господин…, а музыку сочинил господин…. Сочинение столь талантливое и столь оригинальное не может долго оставаться анонимным[477].

13 июня 1840 г.

Балласт

Наступило лето, и кажется, будто Париж замер, на самом же деле он развлекается еще более бурно, чем зимой. Поездки в театр сменяются поездками за город, утренние прогулки предшествуют вечерним балам; вместо того, чтобы сказать друг другу «прощай» до осени, светские люди танцуют очередную мазурку; в большую моду вошли балы для узкого круга; изобретено даже средство их усовершенствовать: теперь на них вовсе не приглашают докучных гостей, какие в просторечии именуются балластом (скоро мы объясним вам значение этого слова). Докучных сбрасывают со счетов под тем предлогом, что они якобы уехали из города еще неделю назад. Хозяева во всеуслышание сокрушаются о том, что не могут позвать к себе этих надоедал, а встретив их, восклицают с простодушным изумлением: «Как? вы еще в Париже!.. Если бы я знал!.. вы ведь говорили мне… — Что уеду в следующем месяце. — А я услышал „в следующее воскресенье“. Какая жалость!» Вот так хитроумные устроители балов расправляются с докучными гостями и получают возможность развлекаться без балласта.

А вот и обещанное толкование слова: согласно словарю Французской академии, балластом в переносном смысле именуют в разговорной речи особу чересчур полную и потому двигающуюся с большим трудом, а также такую особу, которая в обществе никому не доставляет удовольствия, но зато причиняет многим немалые неудобства[478]. Эта женщина превратилась в балласт; право, она настоящий балласт; вот уж балласт так балласт; как избавиться от подобного балласта?!

То было толкование; а вот применение: в свете балластом называют обычно всех докучных людей — тех, кем никто не гордится и в ком никто не испытывает нужды; например, на балу

Дядюшка-миллионер никогда не бывает балластом;

А тетушка из провинции бывает им всегда;

Иностранка… никому не известная особа, которая задает роскошные балы, никогда не бывает балластом, пусть даже она толста, как слон, больна и слаба;

Острая на язык кузина, которой прекрасно известны все ваши смешные стороны, ваши честолюбивые помыслы или ваш возраст, всегда будет балластом, пусть даже она стройна, как тополь;

Сестра того, кого вы любите, никогда не бывает балластом;

Друг того, кого вы больше не любите… это балласт! балласт! ужасный балласт!

Муж-волокита никогда не бывает балластом;

Муж-ревнивец — балласт, достойный почтения… но все же балласт!

Жена министра никогда не бывает балластом; она называется иначе — крупной шишкой;

Жена уволенного чиновника через секунду после того, как он лишился места, превращается в балласт;

Интриган не бывает балластом никогда;

Милейший человек бывает балластом почти всегда;

Старый фат редко бывает балластом;

Юный и восторженный воздыхатель делается балластом время от времени;