Обреченность - Сергей Герман

Набитый людьми серо-зеленый зал ожил, хлынул густым хлопаньем. Послышались крики одобрения.

Оркестр заиграл марш «Принц Евгений».

Заручившись поддержкой Кононова, Власов принял абсолютно верное решение. В глазах казаков Кононов был настоящим героем, подлинным представителем казачества. Для казаков не существовало более авторитетного командира, и офицерство было сплошь за него. Кроме него был еще генерал фон Паннвиц, но он был немец, а значит, не до конца свой.

К вечеру президиум съезда КОНР принял резолюцию.

Атаман терских казаков полковник Кулаков пригласил Гельмута фон Паннвица подняться на сцену, чтобы выслушать решение делегатов собрания. Немецкий генерал вышел вперед под гром литавр.

Когда все стихло, полковник Кулаков взволнованным голосом объявил, что президиум принял решение взять за основу программу Кононова, но походным атаманом казачьих войск назначить генерал-лейтенанта Гельмута фон Паннвица.

Вечером были накрыты столы. На казаках и офицерах позванивали медали. Делегаты за столом смешили друг друга рассказами о своих похождениях на фронте. А в курилках, подальше от глаз и ушей начальства, разговор, естественно, вращался вокруг главного:

– Что будет со всеми, когда капитулирует Германия?

Разъезжаясь, они на ходу обменивались мнениями.

– Правильно сделали, что немцев турнули. Сейчас нам бы только с Власовым соединиться, и врезали бы по краснюкам. Перья бы полетели! Еще повоюем!

* * *

До конца войны оставалось уже чуть более месяца.

Генерал фон Паннвиц понимал, что война проиграна и фактически закончена. Мучил вопрос: что будет с его казаками? Он помнил их глаза. Они хотели жить! И еще он знал, что на войне, для того чтобы сохранить тысячи жизней, приходится жертвовать своей. Выход был один – сдаться западным союзникам. Но для этого нужно было прорваться в Австрию. Перевалы через Альпы контролировались партизанами Тито, но это был единственный шанс спасти людей.

Штаб 15-го казачьего корпуса размещался в 15 километрах за линией фронта. В Вировитице, на крестьянском дворе, расположенном в 400 метрах от берега Дравы. Там же располагался обоз Терского казачьего полка и лошади, так как теперь уже не было необходимости действовать в конном строю. 26 марта 1945 года в Вировитице генерал фон Паннвиц вызвал к себе командиров 1-й и 2-й казачьих дивизий. Созванные на совещание офицеры сидели за столом. Командир 1-й казачьей кавалерийской дивизии Константин Вагнер рассматривал разостланную карту. Полковник Шульц, повернувшись к окну, наблюдал, как казак навешивает коню на морду торбу с овсом.

Лица офицеров были невеселы. Паннвиц заговорил взволнованно:

– Надо спасать корпус! Генерал Власов принял решение пробиваться к Украинской повстанческой армии, которая ведет бои в тылу Советской армии. Предполагается перейти через цепь Альп по перевалу Бреннер на юг и прорваться на территорию Украины. Вы понимаете, что решение о продолжении войны в таких условиях – это безумие. Необходимо сделать все, чтобы отвести казаков на территорию Рейха и договориться о сдаче союзникам. Если мы сложим оружие на югославской территории, последствия для казаков будут страшными. Нас всех расстреляют или повесят. – Ваше мнение, господа? – генерал фон Паннвиц вопрошающе оглядел всех.

Полковник Вагнер согласно кивнул.

– Я полностью согласен, господин генерал… Необходимо учитывать и особенности нашего корпуса. Казакам нельзя сдаваться Красной армии. О жестокости Сталина известно всем. Казаки для него предатели. На них не будет распространяться действие конвенции о военнопленных.

Ганс Иоахим фон Шульц покашлял, прочищая горло.

– Я также поддерживаю предложение генерала фон Паннвица, – заявил он, неспешно подбирая слова. – Но переход в Австрию сопряжен с риском и большими трудностями. Кроме того, нам необходимо заручиться согласием британского командования о том, что они согласны принять нашу капитуляцию и дать гарантии нашей безопасности. Но в любом случае оставаться здесь и попадать в лапы Советов нельзя.

Генерал фон Паннвиц, привыкший кратко и исчерпывающе-ясно ставить задачу, подвел черту:

– Надо через горы уходить в Австрию. Иначе через несколько дней русские будут у корпуса за спиной! В Австрию! Единственный, кто нам может помешать, это Кононов. Мне уже сообщили, что генерал-лейтенант Власов готовится подписать приказ о присвоении Кононову генеральского чина и назначении его на должность походного атамана. Кононова надо убирать из корпуса.

* * *

Первого апреля генерал Паннвиц вызвал к себе Кононова.

На улице перед окнами штаба послышался мягкий топот копыт, звяканье стремян, ржание, шумные вздохи лошадей.

Паннвиц посмотрел в окно. В комнате было жарко. Солнечные лучи заглядывали в окна. Через отворенную форточку входил воздух, пахнущий нагретой седельной кожей, конским потом, дымком кузни.

Во дворе несколько казаков спешились с коней. Размундштучив лошадей, они отпускали подпруги, ладонями смахивали с лошадиных спин обильный пот.

Распахнулась дверь, на пороге стоял полковник Кононов. Несколько мгновений генерал разглядывал его бледное лицо и большие круги под глазами.

– С сегодняшнего дня я отстраняю вас от командования 3-й казачьей дивизией и назначаю на должность офицера связи с генерал-лейтенантом Власовым, – сказал фон Паннвиц. – Приказываю вам немедленно передать дивизию полковнику Борисову и отбыть к главнокомандующему войсками КОНР.

Кононов сдерживался, грыз усы. Молчал, рассматривая сетку узоров на стене дома. Трещина расходилась прямо и вдруг, как по причуде, уходила в сторону. «Ну вот, – подумал Кононов. – Случай вновь меняет направление моей жизни».

– Прощайте, Иван Никитич!

Кононов вытянулся, небрежно козырнул и вышел.

В окно Паннвиц видел, как он сошел с крыльца. Вестовой подвел коня. Полковник положил левую руку на холку, привычным движением ловко вскинул тело в седло. Вытянул коня плетью, и тот пошел наметом. За ним, пригнувшись к гривам, рванули казаки конвойного взвода.

* * *

Поздним вечером того же дня Иван Кононов сидел в своей комнате. За окном моросил холодный апрельский дождь, и ему вдруг страшно захотелось прижаться лбом к холодному стеклу, вглядеться в обступившую его темень. Но останавливал полудетский страх, как тогда в Смоленске. Если долго всматриваться в бездну, она начинает всматриваться в тебя. И эта бездна рано грозит утащить тебя за собой. Поздно! Уже утащила.

Чья это мысль? Моя?.. Неважно.

Дверь заскрипела. Скрипнули сапоги Петра Арзамасцева. Кононов резко повернулся к нему лицом. Адъютант протянул ему пакет с документами.

– Приказ о присвоении вам звания генерал-майора КНОР. Поздравляю вас, Ваше Превосходительство!

Кононов не ответил. Он подошел к окну. Из внутреннего кармана кителя медленно достал серебристую фляжку. Неторопливо отвинтил ребристую крышечку, опрокинул горлышко себе в рот. Ароматная жидкость обожгла горло, внутренности тотчас же наполнились теплом. Страх стал угасать.