Уинстон Черчилль. Последний титан - Дмитрий Львович Медведев

предупредил госсекретарь, общественность будет проинформирована, что ни заявления, ни действия британского премьера не являются отражением американской внешней политики. На обратном пути Черчиллю пришлось выдержать бой с Иденом относительно отправки В. М. Молотову телеграммы с предложением о встрече. Иден был категорически против, обращая также внимание, что неправильно отправлять подобные послания без обсуждения с Кабинетом. Договорились телеграмму направить, но Черчилль должен был уведомить членов правительства о своем решении, а глава Форин-офиса в свою очередь поддержит его, сообщив о своем согласии с текстом сообщения. Но Черчилль забыл (или сознательно не стал) информировать Кабинет, что привело к очередному обострению с Иденом, когда это обнаружилось{434}.

К моменту описываемых событий Черчилль уже как два с половиной года возглавлял правительство. Но несмотря на все его потуги, ему так и не удалось добиться реализации своих внешнеполитических предложений. В обычной ситуации подобная неспособность добиться поставленной цели (либо выбор неправильной цели, с какой стороны посмотреть) могла не представлять критической угрозы для положения премьера. Но в случае с Черчиллем – пожилым и больным политиком – отсутствие результатов было тревожным симптомом, которое могло стоить ему поста. Во-первых, многие были изначально уверены, что пребывание Черчилля на посту премьера ограничится символическим сроком с передачей полномочий Идену. Он взял реванш за поражение 1945 года, вернул тори к власти и теперь мог спокойно уйти в отставку. Во-вторых, физическое состояние Черчилля, даже до инсульта в июне 1953 года, оставляло желать лучшего, не позволяя ему в полной мере погружаться во все детали и полностью исполнять возложенные на него обязанности. Все сильнее у него начала проявляться глухота, что делало общение с ним затруднительным. Не говоря уже о том, что иногда его безучастное выражение лица в результате снижения слуха могло приниматься за признак старческого слабоумия. Наконец, он оказался неспособен проявлять былую активность. После смены правительства в 1945 году обслуживающий персонал Даунинг-стрит сохранил красные стикеры с надписью «Сделать сегодня», которые Черчилль активно использовал в годы войны, наклеивая на документы со своей резолюцией. Сразу же после его возвращения эти стикеры были положены на стол, за которым проходили заседания Кабинета министров. Примечательно, что они пролежат на этом месте весь период премьерства и останутся нетронутыми. В довершение быстрой утомляемости у Черчилля стала проявляться банальная лень. Вместо утомительной работы с документами он стал все больше времени уделять чтению исторических и приключенческих романов. «Я могу заставить себя сделать все что угодно, отсутствие желания – вот что беспокоит меня больше всего», – жаловался он личному врачу. Черчилль понимал, что станет жертвой очередного удара, и относился к этому стоически. «Новый инсульт решит все проблемы», – не без доли бравады заключал он. При этом он не изменял своим вкусам, все также питая слабость к сигарному дыму, изысканной еде и благородным спиртным напиткам. В-третьих, Черчилль банально устарел. Как выразился Джон Колвилл, то, что в 1940 году было «чудом», в 1955-м превратилось в «мелодраму». Мир продолжал стремительно нестись вперед, оставляя даже такого пассионария, как Черчилль, в прошлом{435}.

Несмотря на все эти неблагожелательные факторы, Черчилль не спешил оставлять кресло премьера, хотя на словах со свойственным ему юмором утверждал обратное: «Я скоро уйду, Энтони же не может жить вечно». Неудачи на внешнеполитическом фронте, а также неспособность кардинально исправить экономическое положение в стране компенсировались чудесной изворотливостью британского премьера в стремлении сохранить свой пост. Сначала он успокаивал всех, что сложит с себя полномочия после коронации, затем – после конференции на Бермудах. В разговоре с Батлером в марте 1954 года он сравнил себя с «самолетом, у которого вытекает из бака топливо и который летит в темноте в поиске места для безопасной посадки». В тот же день в приватном разговоре с Иденом Черчилль подтвердил, что готов покинуть пост премьер-министра в мае либо, в крайнем случае, в конце лета 1954 года. В апреле этого года появилась возможность провести очередную встречу на высшем уровне с президентом США, которая после задержек и переносов состоялась в конце июня. С учетом возросшей активности на международном поприще срок отставки вновь был перенесен на конец сентября. В августе Черчилль вновь спутал карты, заявив, что время его ухода еще не пришло. О своем решении он сообщил расстроенному Идену, который в этот момент отдыхал в Австрии. О том, насколько тщательно готовился Черчилль к изложению аргументов, можно судить по тому факту, что он шесть раз переписывал письмо, прежде чем удовлетворился изложением своей позиции. Осенью Черчилль нашел новый неоспоримый довод встретить следующий год премьер-министром – 30 ноября ему должно было исполниться 80 лет, и будет правильно, если он отпразднует юбилей при исполнении{436}.

Торжественная дата пришлась на вторник, обычно в этот день недели проходила аудиенция у монарха. Не меняя привычного распорядка, юбиляр посетил Букингемский дворец, где принял поздравления и подарки от королевы и августейшей семьи. Подарки также пришли на Даунинг-стрит и Гайд-парк-гейт – свыше 900 коробок и 30 тыс. конвертов. Были и такие необычные послания, в которых указывалось «величайшему человеку», а в качестве адреса значился лишь «город Лондон». Отдельно Черчилля поздравили парламентарии. В честь юбиляра в Вестминстерском зале под звуки марша Эдуарда Элгара «Торжество победы» и знаменитого аккорда Симфонии № 5 Бетховена, с аллюзией на букву V, состоялась уникальная в истории британского парламента церемония с участием членов обеих палат. Парламентарии подарили премьер-министру два подарка: памятную книгу с автографами членов Палаты общин, вне зависимости от их партийной принадлежности[47], и внушительных размеров (250×288 см) портрет юбиляра кисти известного английского живописца Грэма Сазерленда.

Нельзя сказать, что сама идея с портретом стала для Черчилля неожиданностью. Он знал о желании коллег и поддержал их, согласившись позировать художнику. На первом сеансе (всего их будет десять) политик спросил живописца: «Как вы собираетесь меня изобразить – в виде херувима или бульдога?» Сазерленд не растерялся: «Все зависит исключительно от того, кем вы себя сами покажете». Черчилль видел наброски, но полностью ему позволили оценить работу только после ее завершения, примерно за две недели до праздника. Портрет, который он назвал «злобным», ему не понравился. Также его возмутило поведение художника. Он считал, что Сазерленд предал его, отплатив за гостеприимство и добродушное отношение созданием извращенного изображения: старика, который находится в состоянии депрессии и думает об атомной бомбе. Не без благотворного влияния своей супруги юбиляр смог сдержать негативные эмоции, великодушно и иронично заметив на церемонии во время вручения подарка, что «этот портрет представляет собой прекрасный пример современного искусства с объединением в себе силы и прямоты». Клементина также со временем прониклась негативными флюидами, исходящими от мужа, и возненавидела мрачный портрет, который изображал ее благоверного «огромным и ужасным монстром». Она даже заявила, что работа Сазерленда причинила ее супругу «сильную боль» и «разрушила юбилей». Впоследствии она предала картину ножу и огню, оставив потомкам лишь несколько своевременно сделанных фотографий и сохранившиеся наброски, которые сегодня представлены в Национальной портретной галерее в Лондоне. После неудачного опыта работы с сюрреалистами Черчилль откажется позировать другому знаменитому представителю этого течения – Сальвадору Дали (1904–1989){437}.

После юбилея до нового года оставался еще месяц, за который прошло семь заседаний правительства, но Черчилль председательствовал лишь на двух. На следующий год самым крупным и по сути последним политическим действом нашего героя стало представление 1 марта в парламенте Белой книги обороны. Выступление Черчилля заняло 45 минут, превратившись в политическое завещание. Задавая вопрос о том, как следует вести себя государственным деятелям в условиях эскалации вооружений сверхдержав, когда даже существующий ядерный потенциал способен уничтожить человечество, Черчилль