Уинстон Черчилль. Последний титан - Дмитрий Львович Медведев

«пребывает в неведении» и «большинство британского народа» остается «дезинформированным». В-третьих, автор считает контроль электората над ситуацией иллюзией, поскольку на самом деле в критические моменты истории избиратели не имеют возможности изменить ее течение. В качестве примера он приводит Мюнхенское соглашение 1938 года, когда проявилось одновременное бессилие и «ликующих толп, которые приветствовали Чемберлена», и «партийных организаторов». Это был момент, когда премьер-министр «господствовал над подавляющей частью общественного мнения». Даже в правительстве, которое было «потрясено до основания», дабы не потерять своих мест и не подвергнуться остракизму, все «поддерживали друг друга». По словам Черчилля, западным демократиям в то время вынесли «ужасный приговор»: «Тебя взвесили и нашли легковесным».

Черчилль считал, что перечисленные недостатки стали основными причинами, приведшими к мировой войне. Рассуждая в письме Генри Люсу в ноябре 1947 года о потере управляемости в предвоенные годы, Черчилль назовет 1930-е годы периодом, когда «хорошие люди слонялись туда-сюда, взад-вперед, подстраиваясь под изменчивое общественное мнение». «Хорошие люди» стремились лишь «одержать победу на ближайших выборах и занять какой-нибудь пост», поставив себя в зависимость от мнения «избирателей, погруженных в ежедневные заработки на хлеб насущный и обладающих слишком короткими и переменчивыми настроениями». Аналогичная мысль повторяется и на страницах гексалогии. В частности, он констатирует, что вместо «учета реальных фактов положения в Европе» длительное время целью политики британского правительства было «удовлетворение желаний влиятельных кругов общественного мнения Англии». Черчилль считал подобную политику недопустимой, заявляя, что «для партии или политических деятелей гораздо лучше лишиться власти, нежели поставить под угрозу жизнь нации»{416}.

В завершении несколько слов о том, как Черчилль сам воспринимал свое произведение. В процессе работы над книгой он неоднократно повторял, что «не пишет историю, а излагает свои соображения». Более того, он даже старался избегать термина «история», предпочитая «рассказ, изложение и повествование». «Я не называю эту книгу историей: это задача другого поколения, – указывал автор в предисловии к первому тому. – Но я с уверенностью могу утверждать, что это вклад в историю, который принесет свою пользу в будущем». Также он повторял, что «описывает события такими, какими он их видел», что «старается лишь внести свою лепту в рассмотрение исторических событий», что «рассказывает о том, что знал и переживал», будучи главой британского правительства{417}. На самом деле Черчилль стремился к нечто большему, чем изложить свои соображения или оправдать свои действия, на что нацелены большинство мемуаристов. Ирония заключалась в том, что за годы Второй мировой войны за британским премьером, знаменитым своими устными выступлениями и письменными публикациями, закрепилась репутация человека больше слова, чем дела. Своим произведением с обильным цитированием неизвестных общественности документов он постарался опровергнуть это стойкое убеждение и показать, что его управление опиралось не только на вдохновленные и памятные речи, но и на конкретные, порой весьма жесткие, порой спорные, порой авторитарные, но всегда решительные административные действия. Только для того, чтобы доказать, что он человек дела, Черчилль вновь обратился к слову. И несмотря на двусмысленность этой ситуации, ему удалось добиться желаемого. Правда, не без проблем и не без принесения в жертву своего литературного детища с его предвзятостью и субъективностью. Благодаря своему творчеству Черчилль смог сформировать у современников и последующих поколений устойчивое положительное мнение о своей деятельности на посту премьер-министра, которое, несмотря на всю его ограниченность и спорность, до сих пор продолжает оказывать влияние на всех интересующихся его личностью и самим мировым конфликтом.

Избранный премьер

Согласно традиции, одним из первых решений Черчилля на посту премьер-министра стало формирование состава нового правительства. Дав частично дорогу молодым, пожилой политик решил в основном опереться на старую гвардию военного периода, а также на близкое окружение. Лордом-председателем Совета был назначен Фредерик Маркиз 1-й барон Вултон (1883–1964), государственным секретарем по делам колоний – Оливер Литтлтон (1893–1972), Энтони Идену доверили Форин-офис, зятю Дункану Сэндису – Министерство снабжения, будущему премьеру Гарольду Макмиллану – Министерство жилищного строительства и местного самоуправления, профессор Фредерик Линдеман, ставший в 1941 году 1-м бароном Червеллом, занял пост генерального казначея, а преданный генерал Гастингс Исмей (с 1947 года – 1-й барон Исмей) – государственного секретаря по делам Содружества. Себя Черчилль вновь назначил министром обороны. Актуальное в 1940 году, это решение в 1951-м превратилось в фарс. Черчилль вскоре сам это понял, передав в марте 1952 года этот пост фельдмаршалу Гарольду Александеру 1-му графу Александеру Тунисскому. Выбор фельдмаршала оказался неудачным: в годы войны исполнительный Александер часто попадал под влияние своих подчиненных, не изменился он и после, оказавшись неспособным предложить и отстоять планы гармоничного развития трех видов вооруженных сил.

Черчилль пытался окружить себя знакомыми людьми и руководить правительством старыми методами, но новая реальность беспардонно стучалась в окна и двери. 6 февраля 1952 года во сне от коронарного тромбоза скончался Георг VI. У Черчилля с монархом были неровные отношения. Сначала суверен не слишком благоволил политику, который открыто поддержал его брата во время кризиса отречения. Но последующие пять лет борьбы с общим врагом сплотили двух мужчин, соединив их прочными узами взаимного уважения. Когда Колвилл приехал утром 6 февраля на Даунинг-стрит, он застал Черчилля в спальне. Премьер сидел на кровати и плакал. В беседе с Иденом потрясенный политик охарактеризовал произошедшее как «самое ужасное событие, которое можно вообразить». Трон перешел старшей дочери почившего короля Елизавете Александре Марии. Как политик и тайный советник наш герой служил отцу, деду и прадеду королевы, а как офицер британской армии – еще и ее прапрабабке. Черчилль выступил с трогательной речью по радио и в парламенте. Отметив, что кончина каждого британского монарха в XX веке сопровождалась катаклизмами, он призвал «верить и молиться, чтобы вступление на наш древний трон королевы Елизаветы II стало сигналом к наполняющему радостью и светом спасению человечества»{418}.

Коронация состоялась на следующий год – 2 июня 1953 года. Это была уже четвертая коронация в жизни Черчилля – и первая, в которой он принимал участие в качестве премьер-министра. Он предстал перед восторженной публикой в церемониальном облачении лорда-хранителя Пяти портов, а также со знаками ордена Подвязки, которым был награжден 23 апреля. В 1945 году отринутый политик отказался от высшей награды Королевства, спустя восемь лет – принял предложение монарха, став «сэром Уинстоном Черчиллем» и добавив к своему имени помимо аббревиатур OM, CH, MP, PC – еще и KG[45]. На церемонии Черчилль использовал знаки ордена, которые принадлежали Артуру Уэлсли 1-му герцогу Веллингтону (1769–1852), а до этого 1-му герцогу Мальборо и были получены последним лично из рук королевы Анны. Сама церемония не прошла без казуса. После торжеств в Вестминстерском аббатстве Черчилль дал в нарушение протокола указание не следовать в Букингемский дворец, а вернуться на Даунинг-стрит. Его возмутила карета. Он хотел «использовать большую машину с большими окнами», а вместо этого оказался «спрятанным от внешнего мира в этой ужасной коробке».

Неприятный эпизод не сказался на отношениях первого министра с новым монархом. Не исключено, что Елизавета нравилась пожилому политику как женщина. Упоминая ее, он использовал эпитеты «утонченная», «привлекательная», grande beauté[46]. Очевидцы вспоминают, что он любил разглядывать ее фотографию (подаренную самим объектом обожания с дарственной надписью), восклицая: «Разве она не победитель?!» «Восхитительно, вдохновляюще, – заметил Черчилль в другой раз. – Даже если все представители кино обыщут весь земной шар, они не смогут найти человека, лучше подходящего для исполнения этой роли». При этом Черчилль всегда оставался политиком и свое дело знал