Немая девочка - Микаэль Юрт

– Возможно, но в таком случае, тот поезд уже ушел.

Себастиан лишь кивнул. Урсула глубоко вдохнула и прекратила танцевать. Она почувствовала, как в ней закипает смесь злости и сочувствия. Ни одно из этих чувств в этот вечер ей ощущать не хотелось.

– Серьезно? После всего, что случилось… Ты поэтому хотел потанцевать со мной? Чтобы посмотреть, не удастся ли тебе затащить меня в постель?

Себастиан не ответил, но его взгляд упал на пол, и для Урсулы это стало достаточным ответом. Злость перевесила.

– Спасибо за танец.

Она попыталась уйти, но Себастиан удержал ее.

– Музыка еще не кончилась.

– Знаю, но Торкель танцует лучше тебя.

– Но он лучше меня только в этом.

– Прощай, Себастиан.

Урсула высвободилась, решительно повернулась к нему спиной и твердым шагом направилась к Торкелю, который стоял, разговаривая с несколькими гостями. Себастиан видел, как она постучала его по плечу, и как Торкель расплылся в улыбке, когда они возобновили танец. Ее голова снова легла ему на плечо.

Поздно. Все слишком поздно.

Если бы он пил, это был бы прекрасный случай напиться, но он не мог позволить себе даже этого. Уже слишком поздно для того, чтобы найти какое-нибудь легкодоступное развлечение? Пожалуй, да. Кроме того, большинство гостей для него чуть слишком молоды. Мать Мю – вдова, но он за весь вечер не обменялся с ней ни словом. Кроме того, она станет тещей Билли. Это несексуально.

Оркестр сменил мелодию.

«Only the lonely»[16].

О, ирония… Себастиан направился к столу с роскошным тортом. Если уж нельзя напиться или с кем-нибудь переспать, то он, по крайней мере, может съесть столько торта, что спровоцирует диабет.

В половине первого Билли и Мю удалились в свадебный люкс. Несколько девушек из числа гостей спросили Мю, не кинет ли она свой свадебный букет, чтобы они смогли его поймать. Мю лишь посмотрела на них с недоумением. Об этой американской традиции она даже не подумала, как и о том, чтобы поручить кому-то передавать ее Билли у «алтаря», будто она не может ни секунды провести без мужчины рядом. Ее отец умер уже много лет назад, но даже если бы он был жив, она бы все равно не позволила ему передавать ее. И никакого кидания букета тоже не было.

Зато был секс.

Слава богу, не столь же спланированный и управляемый, как все остальное в течение вечера, а спонтанный, веселый и изобретательный.

Много секса.

Больше, чем он думал, что сумеет выдержать. До восхода солнца оставалось около получаса, когда они оторвались друг от друга, и Мю, свернувшись, уткнулась лицом ему в шею. «Я тебя люблю», – произнесла она и через секунду уснула. Билли думал, что последует ее примеру, но продолжал лежать без сна, чувствуя себя странным образом неудовлетворенным.

Он осторожно высвободился от Мю и вылез из постели. Тихо откопал в сумке тренировочные штаны и натянул футболку.

Выйдя на улицу, он остановился и глубоко вдохнул. Воздух был таким чистым и стояла такая тишина, как бывает только утром в начале лета, когда свет только начинает пробиваться у горизонта.

Билли отошел от главного здания и направился через влажный от росы газон в сторону лесной опушки и расположенной там старой конюшни. Ему требовалось помочиться. Когда он справил нужду возле стены, подошла кошка и потерлась о его ноги. Она осторожно замяукала в поисках ласки, и мяуканье смешалось со звуком маленького колокольчика, висевшего у нее на ошейнике. Билли сунул руки в карманы и вытащил перчатки. Он даже не помнил, что засунул их туда, но подсознательно, вероятно, знал, что они ему пригодятся. Надеялся.

Он наклонился и поднял кошку. Почесал ее за ухом и услышал, как она заурчала, когда стала тереться головой о его руки.

Билли провел рукой по голове к шее и надавил. Кошка тотчас поняла, что происходит, и зашипела. Билли второй рукой, как мог, зажимал передние лапы. Иногда кошка вырывалась и ей удавалось освободить лапу с когтями, но перчатки выдерживали. В Турсбю перчаток у него не было. На руке тогда осталось несколько солидных царапин. К счастью, он целый день занимался прочесыванием леса, поэтому их было легко объяснить.

Он поднял кошку и изо всех сил сдавил ей горло левой рукой. Задохнется она или у нее переломится шея, не имело значения.

Ему важно было само мгновение смерти.

Магическая точка, когда жизнь гаснет и ускользает.

Когда он ощущает такую опьяняющую власть, что никогда ничего подобного не испытывал.

Кошка вырывалась уже не так отчаянно. Ослабла. Билли наклонился ближе, сосредоточенно и возбужденно глядя ей в глаза. Он тяжело и учащенно дышал. Скоро жизнь полностью уйдет. Зеленые глаза покроются мутной пленкой, а тело совсем обмякнет в его руках.

Какая-то простота. Чистота. Ясность.

Кошка перестала дергаться, и из носа у нее потекла маленькая струйка крови. Билли стоял на месте, закрыв глаза, а дыхание медленно возвращалось к нормальному.

– Тебе это тоже было приятно?

Билли поспешно развернулся и увидел стоящего возле стены Себастиана. У него в голове молниеносно пронеслась единственная мысль:

Убить его.

Но он подавил ее так же быстро, как она возникла.

– Как давно ты здесь стоишь? – спросил он, бросая мертвую кошку на землю.

– Достаточно давно.

Себастиан не мог заснуть. Его слегка подташнивало от всего съеденного и не покидало сожаление по поводу того, как прошла встреча с Урсулой, поэтому он выбрался из бесполезной постели. Дошел до номера Урсулы, но как раз когда собирался осторожно постучать, услышал приглушенный низкий голос, явно не принадлежавший Урсуле. Зато ей принадлежал последовавший затем беззвучный смех. Себастиан сделал вывод, что более низкий голос – это голос Торкеля, и удалился.

Слишком поздно. Эту возможность он упустил.

Он вышел прогуляться. Увидел стоявшего за конюшней Билли, услышал звуки, которые показались ему странными, и теперь он понимал, что поступил правильно, когда с любопытством остановился.

Мало кто из людей, собственно, никто, может убить двоих человек без того, чтобы это на нем каким-либо образом не сказалось. Себастиана удивляло полное отсутствие у Билли реакции. Его интересовало, как этот молодой человек поступает, чтобы справляться с чувствами, которые должны были возникнуть.

Теперь он знал.

И ему это не понравилось. Совсем.

– Что ты чувствуешь, когда это делаешь? – осторожно поинтересовался он, прекрасно сознавая, что в хорошо сложенном теле Билли бушуют адреналин и эндорфины.

– Откуда ты знаешь, что я уже проделывал это? – спросил Билли и шагнул ближе к Себастиану.