Патрология. Период Древней Церкви. С хрестоматией - Михаил Легеев

которые убеждали ее потерпеть еще, в надежде, что муж когда-нибудь переменится, принудила себя остаться. Когда же муж ее отправился в Александрию и сделалось известным что там он вдался в дела еще худшие; тогда она, чтобы, оставаясь в супружестве и разделяя с ним стол и ложе, не сделаться участницею его непотребств и нечестия, дала ему так называемый развод и удалилась от него. Но хороший и добрый муж ее, которому бы следовало радоваться тому, что она и сама бросила такие дела, которым необузданно предавалась прежде со слугами и наемниками, находя удовольствие в пьянстве и всяком непотребстве, и хотела его удержать от них, – когда она оставила его против его воли, представил против нее обвинение, объявляя, что она христианка. Она подала тебе, самодержцу, прошение, чтоб ей было дозволено сперва распорядиться своими домашними делами, и по приведении в порядок дел своих защищаться по предмету обвинения; и ты дозволил это. А бывший муж ее, не могший теперь вести дело против нее, обратился на некоторого Птоломея, который подвергся наказанию от Урбика, и который был наставником ее в христианском учении. Он поступил таким образом: сотника, своего приятеля, который заключил Птоломея в темницу, он убедил взять Птоломея и спросить только о том – христианин ли он. Птоломей, будучи нрава правдолюбивого, чуждого лжи и обмана, исповедал себя христианином, и за то сотник оставил его в узах и долго мучил в темнице. Наконец, когда этот человек был приведен к Урбику; то также был спрошен только о том, христианин ли он. Он опять, зная за собой доброе, которым обязан Христову учению, исповедал училище Божественной добродетели. Ибо кто отрицается от чего-нибудь, отрицается или потому, что осуждает это дело, или потому, что сознает себя недостойным и чуждым того, а посему избегает признания; но ни то, ни другое условие не идет к истинному христианину. Урбик приказал отвести его на казнь. В это время некто Лукий, также христианин, видя так незаконно состоявшееся осуждение, сказал Урбику: «Почему ты осудил на казнь этого человека, который не виновен ни в блуде, ни в прелюбодеянии, не убийца, не грабитель или вор и вообще не обличен в каком-либо преступлении, а исповедал только себя христианином? Ты, Урбик, судишь, как неприлично судить ни самодержцу благочестивому, ни философу сыну кесаря, ни священному сенату». А Урбик, ничего не отвечая, сказал только Лукию: «И ты, мне кажется, такой же»; и когда Лукий отвечал: «Точно», то и его велел отвести на казнь. Лукий даже благодарил его за это, зная, что избавляется от таких злых властителей и отходит к Отцу и Царю небесному. Подошел еще и третий некто, и также приговорен был к казни.

3. Поэтому и я ожидаю, что буду пойман в сети кем-нибудь из тех, о которых я упомянул, и повешен на дереве, по крайней мере, Кресцентом, любителем шума и суетного блеска. Ибо этот человек не стоит того, чтобы называть его философом (любителем мудрости), так как он всенародно обвиняет нас в том, чего не знает – будто христиане безбожники и нечестивцы; и это делает он в угоду и удовольствие обольщенной толпы. Если он нападает на нас, не изучавши учения Христова, то он человек крайне злой и гораздо хуже простолюдинов, которые часто остерегаются говорить о том, чего не знают, и приносить ложное свидетельство; а если он изучал его и не понял его величия, или понял, но делает так, чтобы не заподозрили его, что он христианин, то оказывается еще более низким и злым, потому что он раб народного и неосмысленного мнения и страха. И я хочу, чтоб вы знали, что я, предложив ему несколько вопросов, удостоверился и доказал, что он вовсе ничего не знает. И если эти состязания с ним не дошли до вас, то, в доказательство истинности моих слов, я готов и при вас повторить состязание с ним, и это было бы царское дело. А если известны вам и мои вопросы, и его ответы, то для вас ясно, что он ничего вашего не знает или, если и знает, то, боясь слушателей, не смеет говорить, подобно Сократу, и через то обличается, что он, как я сказал, не философ, а славолюбец, который не уважает того, достойного всей любви, правила Сократова: «Никого не должно предпочитать истине». И невозможно, чтоб циник, избравши последнею целью безразличие (между добром и злом), признавал какое-нибудь добро, кроме безразличия.

4. Но чтобы кто-нибудь не сказал нам: «Так убивайте же все сами себя и отходите к Богу, и нас избавьте от хлопот», то скажу, по какой причине мы этого не делаем и почему при допросах безбоязненно призываемся. Мы научены, что не напрасно Бог сотворил мир, но для человеческого рода, и, как я прежде сказал, Он услаждается теми, которые подражают в свойственных Ему добродетелях, и ненавидит тех, которые словом или делом предпочитают зло. Итак, если все мы станем сами себя убивать, то будем виновны в том, что, сколько от нас зависит, никто не родится, не научатся Божественному учению, и перестанет существовать человеческий род, и если будем делать так, то сами поступим противно воле Божией. Когда же нас допрашивают, – мы не отрицаемся, потому что не сознаем за собою ничего худого, но почитаем нечестием не быть во всем верными истине, которая, мы знаем, угодна Богу; притом мы хотим ныне и вас избавить от несправедливого предубеждения о нас.

5. Но если кому придет такая мысль, что если мы признаем Бога нашим покровителем, то беззаконные, как мы говорим, не владычествовали бы над нами и не мучили бы нас, – разрешу и это. Бог, сотворивший весь мир, покорив земное человеку и устроив небесные светила для произращения плодов и для произведения перемен времени, постановив им Божественный закон (что, очевидно, Он сделал для людей), вверил попечение о людях и о поднебесном поставленным на это ангелам. Но ангелы преступили это назначение: они впали в совокупление с женами и родили сынов, так называемых демонов; а затем наконец поработили себе человеческий род частью посредством волшебных писаний, частью посредством страхов и мучений, которые они наносили, а частью через научение жертвоприношениям, куреньям и возлияниям, в коих сами возымели нужду, поработившись страстям и похотям; и они посеяли между людьми убийства, войны, любодеяния, распутства и всякое зло. Поэтому и поэты и мифологи, не зная, что все ими описываемое делали с мужчинами и женщинами, городами и народами ангелы и рожденные от них демоны, приписали это самому Богу и сынам, родившимся