Империя "попаданца". "Победой прославлено имя твое!" - Герман Романов

Офицер закашлялся, вытер обшлагом потрескавшиеся губы, запустил руку под расстегнутый мундир и извлек сверток, завернутый в кожу. Весьма предусмотрительно, иначе бы пот или дождь повредили бы письмо.

Петр взял пакет, но развертывать не стал, а требовательно впился глазами в смертельно уставшего офицера:

– Что случилось?!

– Посла Обрезкова и всю русскую свиту турки посадили в Семибашенный замок, ваше величество!

– Это война, государь! – Голос Миниха звучал глухо, с прорезавшимся рычанием. – Османы так ее объявляют!

– Понятно!

Петр неожиданно почувствовал полное спокойствие, тревожное напряжение, терзавшее его целых две недели, схлынуло.

– Благодарю за службу, капитан! – Он мигнул конногвардейцам, которые тут же подхватили гонца и вынесли его из кабинета. Бедолага так устал, что даже не сообразил, что император произвел его в следующий чин.

Петр задумчиво прошелся по кабинету – на память неожиданно пришли слова Екатерины Алексеевны, которые она сказала, когда эта война началась. Но их жена уже не произнесет, ибо первое слово остается за ним, ее мужем и императором.

– Ну что ж! Мы им зададим звону, и такого, которого они не ожидают!

Ларга

– Ты что сказал, петух голштинский?!

Крепкий детина схватил двузубую длинную вилку. Глаза красные, кровью налитые – злоба и ненависть в них так и клокочут, кипят, вот-вот выплеснутся.

Петр остолбенел от удивления, а когда огляделся, окаменел. Это была та же комната, как в том первом сне, – те самые ражие гвардейцы, Алехан рядышком свои пудовые кулаки в нетерпении сжимает, князь Барятинский целехонек, только гнусная морда будто темной пленкой подернута. Но цел, отравитель клятый, руки-ноги на месте, а ведь сам зрел, как его четвертовали, собаку.

Тот же стол, обильно накрытый закусками и выпивкой, знакомая до боли обстановка. Душа сразу завопила в панике – тикай, братец, сейчас тебя убивать будут.

«Дежавю!» – молнией пронеслась в голове мысль. Но как же так – уснул в шатре, на берегу реки Ларги, где русские войска погромили турок, а проснулся в Ораниенбауме, восемью годами раньше, день в день, когда он был выдернут из двадцатого века и очутился на двести двадцать лет раньше, в теле императора Петра Федоровича.

«Шо, опять по новой началось?! – Петр искренне удивился. – Что же это колдунья творит? Или сон? Или явь? Надо проверить!»

Но как?

Петр сделал усилие и попытался проснуться, но не тут-то было. Ничего не изменилось, тот же перегар со спины, там переступают с ноги на ногу двое убийц, что прошлый раз его схватили, не дали уйти.

«Твою мать! Так что же это такое делается?!» – вскрикнул Петр, но губы его не разомкнулись, он не смог издать ни звука.

– Ну что, петух голштинский?! Ничего сказать мне не хочешь? Тогда я тебе скажу, падло!

Барятинский встал, продолжая сжимать в руке вилку. Глаза светились багровым пламенем, как у вампира.

Делать было нечего, пора было начинать драку, как в прошлый раз. И Петр стремительно дернулся.

«Что же ты делаешь, ведьма?!!»

Тело не послушалось его, оно действительно окаменело. Душа и разум одновременно завопили, объятые смертельным ужасом. Он понял, что сейчас произойдет, и крохотная искра сознания в голове забилась, как пойманный мотылек в стеклянной банке.

Проснуться! Проснуться!

Сидящий рядом Алехан неожиданно выбросил огромные лапищи и схватил его за глотку. Чудовищная боль ослепила Петра.

– Като тебе не поможет, не надейся!

Хриплый смех силача был загашен в сознании новым чудовищным приступом боли. Боль и свет… Свет и боль…

– Твою мать! Ну, Алехан, ну, сучий сын!!!

Пробуждение было ужасным, Петр ударился обо что-то твердое и, протолкнув комок в горле, застонал.

Свет в глазах не померк, и он с затаенным страхом открыл их. Невероятное облегчение мгновенно лишило его сил – знакомое полотнище шатра, эфес дедовского «подарка» рядом, только протяни руку, и сверкнет острая сталь, что защитит и даст победу.

– Слава Богу! А то никаких нервов не хватит…

Петр первым делом, соскочив с походной койки, распахнул рубаху и глянул на тело – кровавых пятнышек не было. В отличие от первого раза это было не явью, наваждением, мороком, кошмарным сном. Но пережитый ночной ужас его изрядно напугал – не иначе как колдунья тогда его не посчитала нужным предупредить. Она ведь говорила о пяти вещих снах, но не предупреждала о кошмарах.

Странное дело – ведь он исколесил всю страну, спал где угодно, все хорошо. Но четыре дня конца июня и первый день июля каждого года всегда приводили его в страх. Стоило ему раз уснуть без Като под боком, как семь лет назад явился «добрый дедушка»…

С той ночи Петр спал всегда исключительно с женой, и ничего, хорошо спалось, без кошмаров и кровавых мальчиков в глазах. А тут?! Первый раз без Катеньки – и началось. Словно чувствовал, не хотел без нее ехать, но как жену на войну тащить?! Младшему сыну года нет, да и столицу с министрами под приглядом держать нужно.

Петр всхлипнул в отчаянии:

– Катюша, как без тебя плохо!

Хиос

Палуба 78-пушечного линкора «Москва» ощутимо подрагивала, корабль ходко скользил по лазурной глади Эгейского моря. На корме лениво трепыхался белый флаг с Андреевским крестом. Дул легкий ветерок, но рукотворной морской крепости и такого было достаточно, небо над кораблем словно укуталось надутыми белыми полотнищами парусов.

Вице-адмирал Григорий Андреевич Спиридов молча стоял на шкафуте, твердо уперев ноги в палубу. Хоть и не адмиральское здесь место, для того есть шканцы, но сейчас дело было в ином – он пристально смотрел на громаду далекого острова, отделенного от материка нешироким проливом. Даже без подзорной трубы можно было хорошо разглядеть тонкие, как спички, многочисленные мачты кораблей с распущенными парусами.

Турецкий флот, судя по всему, превосходил его эскадру раза в полтора, если не в два, но чтоб уйти сейчас от боя, эта мысль даже не пришла Спиридову в голову. Сегодня разразится долгожданная баталия, которую старый адмирал ожидал с некоторым волнением, будто снова стал молоденьким юнгой, впервые поднявшимся на палубу своего первого в жизни корабля.

Адмирал прижал подзорную трубу к правому глазу, прищурив левый, – русские линкоры плыли четко, полностью соблюдая заблаговременно разработанный боевой порядок.

В авангарде под вымпелом капитан-командора Грейга головным шел «Санкт-Петербург», сразу за ним поспешали «Тверь», «Великий Новгород» и «Псков». Потом тянулась кордебаталия в составе пяти линкоров – «Москвы», «Владимира», «Суздаля», «Нижнего Новгорода» и «Ярославля».