На нарах с Дядей Сэмом - Лев Трахтенберг
Шрифт:
Интервал:
Пути господни…
Тогда, в суровые застойные годы, я и не предполагал, что книжные фонды организованы так логично и разумно благодаря какому-то заморскому американскому дядечке. Странным образом имени Мелвила Дьюи, родившегося в Англии в середине XIX века и ставшего директором нью-йоркской публичной библиотеки, я не знал. Благодаря ему всем прогрессивным человечеством была принята «Десятичная система Дьюи», позволяющая распределять любые книги по дисциплинам и классам.
«Загадочные» цифры на книжных корешках означали ее принадлежность к одному из разделов науки: психологии, религии, медицине, истории, языкам, географии и т. п.
…В Форте-Фикс особой популярностью у завсегдатаев библиотеки пользовался стеллаж номер 300–399 «Общественные науки», секция номер 364 «Криминология», подраздел номер 364.1 «True crime» – «Настоящие преступления».
Итальянские мафиози, приходившие на отсидку в мой острог, начинали знакомство с книжным фондом именно с этих шести полок, выискивая фолианты с фотографиями подельников. Несмотря на запреты и угрозу увольнения, я пускал их в святая святых.
Кроме «курносых», иногда за перегородку допускались особо избранные: а) со следами интеллекта на лице; б) постоянные «кастемеры»[377]; в) особо пытливые и доставучие; г) 90 % белых; д) китайцы, поляки, израильтяне и пр. – в иностранный отдел; е) более-менее приличные негры в секцию «Black Interests» – «черные интересы»…
Любая американская библиотека вместо алтаря располагала своим собственным «черным отделом». Он заполнялся политически корректной белибердой и агрессивно-специфической литературой: труды Фаррахана, Кинга, Мальком Экса[378] вперемешку с гангстерскими детективами и энциклопедиями «Who is who in Black America».
Знакомясь с собранием негритянской спецлитературы, я раскопал удивительную книгу Алисон Блейкли «Russia and the Negro». К моей великой радости, теперь я знал, что отвечать на бесконечные вопросы темнокожих brothers, есть ли черные в России.
Главным российским чернокожим значился «писатель Пушкин», а также генерал Ганнибал, «Черноморские негры» из Абхазии, друг СССР Поль Робсон, Анджела Дэвис и несколько художников, разрабатывавших «черную жилу» – Маковский, Брюллов, Дейнека.
В общем, высасывание из пальца…
Во всех трех тюрьмах (включая Форт-Фикс), я без зазрения совести плел всевозможные байки о беззаботной и сладкой жизни черных россиян и туристов. Особенно всем нравилась мои бредовые рассказы о русских женщинах, просто обожавших чернокожую экзотику.
Мои сокамерники любили знаменитый коктейль «Black Russian»[379], но 95 % из них не имели ни малейшего представления о заокеанской стране.
Рассказывать о националистах и скинхедах, ненавидящих «черножопых», «зверей», «чеченов», «армяшек», «негров», «пидоров», «жидов», «чукчей», было не в моих интересах. Каждый заключенный иностранец, совсем как глава дипломатической миссии при ООН, представлял в тюрьме Форт-Фикс свою страну.
По нашему поведению, облику, повадкам и интеллекту остальные зэки делали выводы обо всем государстве и его народе.
Волей-неволей я гордо нес трехцветный флаг Российской Федерации!
Посол доброй воли в самом что ни на и есть прямом смысле этого слова.
В разговорах с русскими пацанами я часто и сильно критиковал «страну березового ситца». Для всех остальных (за исключением крошечной прослойки местных интеллектуалов, читающих «New Yorker», «Smithsonian» и «Wall Street Journal»), я был горячим патриотом России.
Этот парадокс, наверняка многим непонятный, лишь подтверждал известную истину, что в мире все относительно…
После моих историй Россию уважали все больше. И все больше народа просило меня познакомить их с русскими женщинами.
Я подумывал о самовыдвижении на какую-нибудь премию от «Интуриста» за пропаганду образа Российской Федерации и русской женщины…
«Дамская» тема, замешанная на гангстерах, наркотиках, тюрьме и хип-хопе, преобладала и в негритянской художественной литературе.
Хренотень в мягких обложках с зазывными названиями («Кровавый поцелуй в Филадельфии» или «Бриллиантовая братва») с гламурно-пистолетными коллажами на обложке, нормальному человеку читать запрещалось.
Чтобы быть в курсе, я пролистал несколько особо популярных повестух. Мат, ибоникс, знакомый с детства плэнер городских гетто делали свое дело – современные городские романы «за жизнь» пользовались у негров бешеной популярностью.
Отличительной чертой гангстерской литературы для черных являлся особо крупный шрифт.
Большинство окружавших меня афроамериканцев читали с трудом, по-детски водя пальцем вдоль строчек. В России я такого не видел, поэтому при виде читающей чернокожей неработающей молодежи мне сразу же вспоминался толстовский Филиппок и Маяковский со своим хорошим мальчиком, который «тычет в книжку пальчик».
А также политические карикатуры Бориса Ефимова и Кукрыниксов о плохих американских дядьках в белых балахонах, не пускавших в школу чернокожую ребятню. Вместо этого худых и изможденных негритят отправляли на фордовские конвейеры Детройта и хлопковые плантации Алабамы.
Несмотря на многочисленные законы о черно-белом равноправии и даже приоритете при поступлении на работу или на бесплатную учебу, американские негры работать или учиться не любили. Из-за этого многие из них время от времени попадали на нары к дяде Сэму. А следовательно – ко мне в библиотеку.
…Черные, белые и серобуромалиновые зэки раз сорок в день запрашивали у нас супер-дупер справочник и Книгу Номер Один – «Ежегодный гид по федеральным тюрьмам». 95-долларовый фолиант раз в год выпускала адвокатская контора Алана Эллиса.
Предприимчивые стряпчие (масло масляное, сладкий сахар…) скомпоновали в единое целое информацию обо всех американских «джойнтах»[380]: где располагаются, сколько народу, какие «программы», как размещены арестанты, что разрешается и тому подобное.
Вместо испорченного арестантского телефона, адвокатских басен и минимализма тюремного ведомства в жирненькой книженции ярко-красного цвета умные дяди собрали квинтэссенцию полезности и всякое разное «что угодно для души».
Поскольку 50 % зэков всегда куда-то переезжало (в основном из тюрьмы в тюрьму), то мы изучали «Книгу Эллиса» очень внимательно. Словно счастливые молодожены в преддверии медового месяца, читающие каталог круизных кораблей «Norwegian».
Кроме «Тюремной Библии», практически все заключенные обожали детективы и триллеры. Под них отводилась как минимум половина библиотечных полок. «Горячая десятка», покорившая умы и сердца умеющих читать зеков, выглядела следующим образом (версия тюремного вуайериста-библиофила Льва Трахтенберга):
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!