На нарах с Дядей Сэмом - Лев Трахтенберг

К сожалению, среди любителей гомеров, апулеев, светониев время от времени попадались похотливые седовласые уродцы – совратители малолетних.

В тюрьме «чайлд мелестеры»[386] всегда держались вместе.

Рассматривая их, мой сосед по камере Алик Робингудский качал головой и говорил, что они «все, как на подбор, вылезли из одной вагины».

Они и правда были похожи друг на друга – возрастом, физическими недостатками и абсолютно бешеным нездоровым взглядом.

Меня как фрейдиста-самоучку всегда интересовали темы их дружественных междусобойчиков и мотивы преступлений. Я искренне хотел понять, что творилось в их тронутых гниением головах.

Обычно дальше «хотения» дело не двигалось – общаться с насильниками и извращенцами считалось «западло».

Тем не менее я по-оппортунистски продолжал надеяться, что когда-нибудь смогу разговорить кого-нибудь из них. Тем более и в Писании сказано: «Do not judge, or you too will be judjed» – «Не судите, да не судимы будете»…

Американские законы лицемерно карали и правого, и виноватого. И в этом щекотливом вопросе тоже.

Секс с лицами, не достигшими восемнадцати лет, грозил многолетнейшим сроком и клеймом на всю оставшуюся жизнь. Вспоминались возраст Ромео и Джульетты, Древняя Греция, а также официальная статистика – американцы теряли девственность в 15–16 лет.

Статус «совратителя малолетних» получали все: тихие и безобидные онанисты-интернетчики за просмотр запрещенного порно; отвратительнейшие эксгибиционисты, демонстрирующие свои достоинства на детских площадках; настоящие насильники и похитители детей и…любящие друг друга любовники с разницей в возрасте.

«Чайлд молестеры» являлись примерными поставщиками свежих журналов и газет в библиотеку Форта-Фикс.

За моей спиной, в метре от стойки, вздымался журнальный стенд.

Слово «magazine»[387] зэки не употребляли, вместо него упрощенно использовалось многозначное понятие «book»[388].

До тюрьмы я почему-то не представлял, что в США до сих пор издается такое количество журналов, и знал о существовании лишь самых популярных, выставленных в нью-йоркских киосках.

Время от времени, в зависимости от прихоти подписчиков в витрине библиотеки появлялись самые разношерстные и противоречивые издания – пожертвования от читающих сидельцев. Мы читали: «Consumer Report», «National Geographic», «Rolling Stones», «Food and Wine», «Trucks», «Esquire», «Latina», «Smart Money», «Jet», «XXL», «This Old House», «Maxim», «Black Enterprise», «Mental Floss», «Details», «Men’s Health», «Robb’s Report», «People», «Baseball Digest», «Sports and Exotic Cars», «Gorilla» и т. д., и т. п.

Особой популярностью пользовались журналы о роскошных яхтах, жизни на тропических островах, эксклюзивных путешествиях, коллекционных машинах и прочем «шоколаде».

Здоровенные лбы мужского пола, совсем как нимфетки и матроны-неудачницы, молящиеся на женский свадебный журнал «Modern Bride»[389], зачитывали шоколадно-гламурные ежемесячники до дыр.

Я лично на время отсидки запретил себе смотреть на любое проявление «красивой жизни». Меня раздражали цветные рекламы круизов по Карибам и черно-белые объявления русских домов отдыха в соседних Катскильских горах.

Всему свое время.

Мои соседи так, однако, не думали: им нравилось строить розовые воздушные замки и предаваться непродуктивным тюремным мечтаниям.

На самом деле – зря.

Вместо того чтобы превращать «отрицательное» в «положительное» и выжимать из вынужденного простоя все самое духовно-физкультурно-образовательно полезное, большая часть зэков стрессовала, жирела и дегенерировала.

По совету Дейла Карнеги и прочих психологов-авторитетов, я с большим усилием пытался пребывать только в «настоящем». Ради спасения тонущего корабля (читай – Л. Трахтенберга), мудрый капитан (читай – Л. Трахтенберг) закрывал перегородки на корме и носу (читай – «прошлое» и «будущее»).

Ежедневное сознательное истязание тела в сочетании с интеллектуальным онанизмом помогало мне значительно лучше, чем просмотр журналов с «дольче вита» или посещение коллективных тюремных медитаций.

Время от времени мои «продвинутые» товарищи, игроки в бесконечную и странную настольную забаву «Подземелья и драконы», звали меня на йогу в «психологический кружок».

В главном зале тюремной церкви, предварительно очищенном от мультиконфессиональных стульев, собирались любители экзотического расслабления и йоги.

Сеанс медитации проводил главный форт-фиксовский массажист Хуан. На старости лет бывший колумбийский партизан – «лесной брат», порешивший десятки своих соотечественников из китайского АК-47, вел занятия по сиддха– и хатха– йоге.

Приводил свою и наши души в порядок и умиротворение.

Мы раскладывали свои тряпицы на сером церковном полу и на целый час предавались серьезной работе. Через полгода я легко ориентировался в основных позах: «лотос», «собака», «гора», «змея», «воин один, воин два, воин три»… Как ни странно, но у меня почти все получалось. Начинающий гимнаст Трахтенберг поставил перед собой нешуточную задачу – к концу срока научиться садиться на шпагат.

Нахальства мне было не занимать.

Через час малоподвижных, но чрезвычайно потовызывающих упражнений начиналось самое экзотичное. Мы усаживались на полу, скрестив ноги «по-турецки» и положив руки на колени. Прямо – как хоботастый бог Ганеша, сын великого многорукого Шивы. Ведущий начинал, а мы хором подхватывали заунывную и самую главную индуистскую мантру: «Омммммм… Нава… Шивайа….»

О ее существовании я узнал там же, в Форте-Фикс, прочитав накануне первого занятия духоподнимательную «Сиддхартху» Германа Гесса.

Мы повторяли эту чужеземную молитву до бесконечности. Предполагалось, что из наших голов уходило все второстепенное и мусорное, а мы, таким образом, очищались и успокаивались.

Мелодия мантры мне до ужаса напоминала первую музыкальную фразу знаменитого романса из «Гусарской баллады». Уходящая на войну с Наполеоном Шурочка Азарова тире Лариса Голубкина жалобно прощалась со своей куклой: «Спи, моя Светлана…»

Я никак не мог избавиться от навязчивого сравнения, и время от времени переходил с одной «песни» на другую. Отделаться от всего наносного и мирского у меня получалось с трудом.

Вернее – не получалось вообще.

Некоторые зэки предпочитали расслабляться другими, более активными способами.

Как и положено любому порядочному поселению, у нас имелась собственная творческая интеллигенция. Музыканты самовыражались в нескольких ВИА при «музыкальной комнате», а чернокожие поэты-рэпперы группировались в «Отделе досуга».