Рижский редут - Далия Трускиновская

Я вздохнул. Все это было очень печально.

– Оставайтесь здесь, – сказал Бессмертный. – Я обо всем договорюсь. Здесь вы хоть сможете утром умыться, как полагается воспитанному человеку.

– А разве мы не пойдем сейчас в театр?

– Нет, не пойдем. Почему? Потому, что нас всего двое. Мы можем спугнуть Жилинского и его дружка-француза, а изловить их не сможем. Да и они не настолько глупы, чтобы сидеть в театре безвыходно.

– Как же быть?

– Дождаться завтрашней ночи. Только и всего, Морозов.

– Вы полагаете, завтрашней ночью они оба непременно придут в театр? Откуда такая осведомленность?

– Я полагаю, что завтра вместе с нами будут друзья ваши, Вихрев и Сурков. Я отправлю им записку с казачьим бекетом.

Моих драгоценных родственников можно было только пожалеть. Мало им вахт у берегов Даленхольма, так еще и Бессмертный втянул их в опасную игру под названием «Охота на незримых лазутчиков Бонапарта». Отказаться же не представлялось возможным.

Я лишь на то надеялся, что скоро приедет Розен, и Бессмертный передаст ему все, что мы узнали. Затем пусть военная полиция сама охотится за шпионами, а моряки исполняют свои прямые обязанности. Оставалось потерпеть совсем немного, менее недели.

С Розеном я связывал и другие мечтания. Мы передали бы ему и томящуюся в лазарете Эмилию Штейнфельд, а он, устроив ей официальный допрос, получил бы показания, подтверждающие мою невиновность в убийстве Анхен. Что же касается невиновности в убийстве Катринхен – тут следовало отыскать наконец подлеца Яшку и узнать, кто научил его вранью. Сердце мое чуяло, что и тут мы обнаружим красавчика-поляка, которого его возлюбленные знали под именем Тадеуша Жилинского.

Переночевав в лазарете, в комнатке своего приятеля-фельдшера, я там же и позавтракал. Потом прикинул, как распорядиться временем, что оставалось до возможного прибытия Артамона и Сурка.

Бессмертный сказал, что назначит им встречу в нашем любимом погребке у доброго Ганса. Поскольку они не могли явиться в точно назначенный час, то срок определили так: от десяти до одиннадцати часов ночи. Собравшись там, мы должны были идти к будке Ивана Перфильевича и ждать там Бессмертного, присматривая тем временем за театром: нет ли хоть малейшего проблеска света в окнах, не бродят ли вокруг подозрительные личности. А также наблюдать за тем забором, о котором рассказала Эмилия, – не проскакивает ли кто в тайную калитку.

Я решил потратить день на охоту за приказчиком Аввакумом, который несомненно знал, где прячется Яшка. Я побывал и в Петербуржском предместье, и в Московском. Вспомнив давнее свое изобретение, я приступался к староверам с мольбой: пусть-де помогут отыскать человека, у которого я еще до пожара брал деньги в долг. Они мне явно не верили, видно, не тот человек был Аввакум, чтобы ссужать деньгами еретиков.

Как выяснилось потом, я совершенно зря тратил время. Если бы я прямо адресовался к Агафону Ларионову, то получил бы прямой и очень приятный для меня ответ. Но именно туда я и боялся соваться.

Наконец наступил вечер, и я поплелся в погребок.

Страсть к маскараду оказалась заразна. Мои драгоценные родственники прибыли в Ригу переодетыми, а одеяния свои приобрели у даленхольмских рыбаков. Сурок даже объяснил, как они до этого додумались. Островитяне обрадовались возможности снабжать моряков провиантом, и вот заявился к ним с огромным мешком каких-то круп дядя ростом с Артамона и той же комплекции. Круп и в усадьбе, и на провиантском судне было в избытке, но родственники так обрадовались, что взяли мешок, лишь бы расположить к себе детину и купить у него штаны, рубаху, кафтан и кожаные постолы исполинской величины. Артамон в этих доспехах гляделся каким-то первобытным богатырем, самое же забавное следствие сего – добрая девка, служившая в погребке, уставилась на него во все глаза, приоткрыв рот от восторга. Видно, он стал олицетворением ее девичьих грез. Примерно так же оделся и Сурок. Но это еще не все! Они взяли с собой Гречкина и Свечкина! Разумеется, матросов также перерядили. Свечкин нес на плече мешок, в котором лежали укутанные в тряпье и погруженные в те самые крупы пистолеты тульского завода.

Увидев эту компанию, я чуть умом не тронулся.

– О Господи! – произнес я. – Что такое написал вам Бессмертный?

– Написал, что будет горячее дело, – отвечал Сурок. – Но добавил, что рискуем попортить мундиры. Это мы, Морозка, мундиры спасаем!

Они поели, причем матросов усадили за один стол с собой. Артамон утверждал, что накануне бессонной ночи как раз и следует набить брюхо, тогда спать якобы не хочется. Сурок, наоборот, боялся, что мой лихой дядюшка, объевшись, заснет в засаде, и тогда его пушками не добудишься. С некоторым трудом я вытолкал их из погребка.

Вечер в Рижской крепости – занятное время. Почтенные обыватели летом, в хорошую погоду выходят перед сном на прогулку и созерцают дивные картины закатных облаков. Для этого лучше всего выйти на речной берег. Но есть несколько иных мест кроме Яковлевской площади, разумеется, где можно пройтись и постоять с соседями. Это пятачок между Большой и Малой гильдиями, небольшая площадь перед Петровским храмом и пространство вокруг него, Ратушная площадь – если ее не слишком закидали за день всякой дрянью торговцы. Особенно же хорошо место у открытого крыльца Дома Черноголовых, где можно в сотый раз полюбоваться каменными скульптурами на фронтоне и черными мавританскими физиономиями, которые тут торчат отовсюду.

Уважаемый бюргер или айнвонер может также повести супругу и старших детей в кабачок. Это повод принарядиться, показать новую шаль и шляпку, надеть дорогие сережки, причем соседи знают наперечет все имущество каждой фрау и фрейлен и обсуждают приобретения, строя при этом всякие предположения. Молодежь обоего пола вечером ненадолго вырывается на свободу, включая слуг. Никто не галдит на улицах, предлагая поношенные сапоги и бальзам от всех болезней. Зато из многих окон доносятся звуки музыки. Но клавесинные концерты, пение нежных голосков и тайные рукопожатия в сгущающихся потемках длятся недолго. Этот город привык рано вставать.

Мы вышли из погребка вместе с теми обывателями, что считались, как я полагаю, отъявленными вольнодумцами, потому что ложились спать позже всех. Уже стемнело настолько, что многие хозяева выслали прислугу зажечь фонари у своих дверей.

– У нас еще есть четверть часа, – сказал Сурок, достав свой великолепный брегет.

О том, как выглядит рыбак в кафтане и штанах из небеленого холста, размахивающий золотым брегетом, я ему говорить не стал. Тем более, что в голову пришла иная мысль.

– А не прогуляться ли нам, господа, по задворкам? – предложил я.

– Хочешь познакомиться с хорошенькой нимфой? – полюбопытствовал Сурок. Он сразу сообразил, где именно они завелись, уйдя из Московского форштадта.

– Нет, хочу действовать сообразно логике, – и я передал им рассуждения Бессмертного о том, что подземная «Марсельеза» явно играет какую-то особую роль в действиях наших противников.