Второе восстание Спартака - Андрей Константинов

Мужик развелся с женой, она ему вещи не отдавала, говорит,они мои, и ничего ты не докажешь, а сунешься – вызову милицию. Пока она наработе, муж с друзьями пришел и забрал свое... Самое смешное, что Спартак тогдаповерил этому объяснению, и все подозрения улетучились. Молодой ведь былсовсем, наивный, как черт знает кто. И только гораздо позже он понял, чтоэлементарно стоял на шухере, когда марселевские дружки чистили чью-то хату...

Воспоминания проскочили перед глазами с быстротойкурьерского состава, проносящегося мимо захудалого полустанка. Тогда, много летназад, камень так и не был брошен, потому как шухера не случилось. Вот на чтонамекает Марсель: брошенный камень – это сигнал шухера. Пока, значит, все впорядке, можно продолжать, как идет. А если...

А если он ошибается и кусок угля в руке Марселя ничего незначит? Нет, очень даже значит! Не стал бы Марсель в пиковый час пускать все насамотек...

– В коммуналке проживала еще одна семья, – уже гораздоувереннее продолжал Спартак, – в самой большой комнате, возле черноговхода. Слово «семья», может, и не совсем годится, потому как всего один человектам жил. И его вы знаете. Это наш Кум...

Никто не вскочил со своего места, не послышалось возгласоввроде: «Ну ни хрена себе!», – никто не переспросил полным недоуменияголосом: «Чего?! Наш Кум?!» Значит, уже знали. А раз так, то Спартак попалсвоим ответом в десятку. Выходит, выпущенный из ладони уголь и впрямь станетсигналом шухера...

– Собственно, все, больше никто у нас прописан небыл, – закончил Спартак. – Всех, кто приходил в квартиру, надеюсь,перечислять не надо?

– Теплая компания у вас подобралась, – Мойка обошелСпартака, встал перед ним, заглянул в глаза. – Никак расстаться не можете.И здесь продолжаете дружить?

– Мы и там не дружили, – ответил Спартак, спокойновыдерживая взгляд. – Сосед и друг – суть не одно и то же.

В Мойкиных глазах полыхнула ярость, он готов был вспылить,наверное, выпалить что-нибудь типа: «Ты кого, сука фраерская, поучаешь!» Но –не иначе усилием воли – все же сдержал себя. Видимо, отвлекаться на какого-тофраерка не входило в его планы на этот вечер. Он спросил, подпустив в голосвкрадчивости:

– А как так получилось, что вы всей своей неразлучнойквартирой вдруг оказались в одном лагере? Случайно? Само собой так вышло,хочешь сказать?

– Сперва я тоже удивился, вот прямо как ты сейчас, –Спартак мог позволить себе быть вполне искренним. – А потом припомнил,сколько всяческих совпадений и случайностей я видывал в этой жизни, иудивляться перестал. В сравнении с некоторыми случаями этот меркнет ибледнеет...

– Слышь, Спартак, а чего вообще ты раньше молчал, какпартизан в гестапо?

Спартак обернулся на голос. Этого коренастого, черноволосогоблатного он знал плохо. Знал, что тот из шестого отряда. А вот как зовут...Лопарь, что ли?

– Чего ж ты никому ничего не обронил про свое знакомство сКумом? Думал, не выплывет?

– Ладно бы он только про это знакомство молчал, –подхватил Мойка. – Про знакомство Марселя с Кумом он тоже знал и молчал...Или Марсель просил тебя языком не молоть?

– Я, во-первых, разумный человек, во-вторых, битый и тертый.Стало быть, и без чьих бы то ни было просьб лишнего никогда не болтаю. Давноуже усвоил, что не надо трендеть, когда не спрашивают, – сказалСпартак. – Вот зазвали бы меня, как сегодня, но только раньше, спросилибы: «Знал такого – не знал, жил по соседству – не жил», – и я бы всевыложил как на духу...

– Ладно, по этой колее мы, кажись, уже проезжали. –Володя Ростовский хлопнул ладонями по коленям. – Ты мне вот что скажи,паренек. Значит, вы с самого что ни есть детства сообща проживали на однойхазе? Примерно одногодки – Марсель, Кум и ты, – он пригладил усы. –Значит, интересы должны были быть общие...

– Почти, да не совсем. Комсомолец... то есть Кум, старше насобоих. А я старше Марселя на год, – сказал Спартак. – Это сейчас, внашем уже возрасте, на пять лет больше, на пять лет меньше – считай одногодки,а в детстве и отрочестве год – это уже очень много. К примеру, я в девятомклассе смотрел на десятиклассников, как на совсем больших, снизу вверх. Икомпании были разные...

– Хорошо, хорошо, – махнул рукой ВолодяРостовский. – Главное, что вы все жили рядом и почти все друг про другазнали, так ведь?

– Когда живешь бок о бок, многое знаешь друг о друге, но всеразве можно знать?

– Все не все, но важные события мимо не проходили, –Володя вновь огладил усы. – У кого-то кто-то умер, сел или родился,кого-то уволили, кого-то повысили, у кого когда дни рождения, если кого-то впионеры примут или в комсомол... Вот когда, скажем, тебя в комсомол принимали,про это все в квартире знали? Ты же в комсомоле состоял?

– Состоял, – сказал Спартак.

– Тебя не Кум часом принимал в комсомол? –улыбнулсяВолодя Ростовский.

– Не-а, не он. Я уже и не помню, кто это был. Какой-то инструкторв райкоме.

– А Марселя тоже не он, не Кум, принимал в комсомол?

Опа! Пальцы не удержали кусок угля, он полетел вниз,стукнулся о другие куски в куче, скатился на пол. Марсель отряхивал запачканныеруки...

Краем глаза Спартак следил за Марселем и не пропустил этотмомент. Шухер!

Кроме того, Спартак почувствовал, как в помещении что-тонеуловимо колыхнулось, словно пронесся невидимый ветер. Да нет, конечно,никакой мистики не было – кто-то резко поднял голову, кто-то наоборот замер,кто-то именно в этот момент кинул внимательный взгляд в сторону Спартака...Черт его знает, обратил бы Спартак на это внимание, если бы не выброшенныйМарселем уголь. Скорее всего не обратил бы. Слишком удачно встроен был втечение беседы невинный вопрос про комсомол. «А насчет комсомола я что-то такоеслышал... – вдруг вспомнил Спартак. – Уже здесь, в лагере. Вроде бывор в законе не может состоять в комсомоле, в партии, чуть ли не впрофсоюзе...»

– Марселя? – невинно переспросил Спартак, чтобыокончательно собраться с мыслями. – В комсомол? А разве Марсель был вкомсомоле?

– А разве нет? Все же вступали, – вновь огладил усыВолодя Ростовский.

– Лепишь, сука! – Мойка подскочил к Спартаку и, схвативза воротник, принялся трясти. – Дуру гонишь, фря поганая! Сговорились!Одна кодла!

Спартак видел перед собой глаза вора: сузившиеся до чуть лине бритвенной узости, полыхающие злостью и... страхом. Он обхватил запястьяМойки и крепко сжал. Удивительно, но Мойка тут же отпустил его, быстроотступил, да и вообще повернулся к Спартаку спиной. Шагнул в сторонуРостовского:

– И чего? – Затем, театрально раскинув руки, повернулсявлево, повернулся вправо. – И вы поверили этому фраерку, этому зассыхе? Даон за своего дружка держаться будет, как телок за вымя, петь будет, как вопере!