Половинки нас - Ана Ховская

Как бульдозер? Всю силищу опробовал? Как держит дорогу?

– Отличная машина! На мойку сам отгонишь…

– Да не проблема!– похлопал его по плечу Михаил и неуклюже обнял.– Ну ты и оброс за две недели… Давно не виделись, брательник!

Мирон морщась почесал бороду и кивнул:

– Может, отрастить?

– В лопату? Не, ну совсем, как дикий, будешь. Хотя, может, Наташке перестанешь нравиться,– лукаво подмигнул тот.

– Бросай ты эту затею с Нат. Она тебе не по зубам,– без особого интереса ответил Мирон.

– А я ещё погрызу этот гранит, потараню,– хохотнул брат.– Такую женщину надо завоёвывать…

Мирон задумчиво оглянулся на стоянку автобусов и размял плечи.

– Дело твоё…

– А ты, что ли, прямо сюда приехал? Домой, не заезжал?– глядя на рюкзаки у ног Мирона, спросил Михаил.– Ночью гнал?!

– Так спокойнее ехать… Да и тебе всё равно машину забирать… Возьму такси…

– А Васька что не вызвал?

– Григорий попросил на пару дней…

– О, погоди… Я щас…– отвлёкся Михаил и пронзительно свистнул навстречу выезжающему автобусу.– А ну стой! Кто путевой лист получать будет? Марш в офис, Олеська оформит…

Тёмно-синий автобус «хонда» остановился у офисного здания. Дверь отъехала в сторону и водитель – худосочный парнишка – виновато улыбнулся и пошёл следом за Михаилом.

– Я быстро, Мир… Вставлю только одному тут…– крякнул брат и скрылся за дверью офиса.

Мирону уже хотелось домой, освободиться от несвежей одежды, грубых ботинок, от которых гудели ноги, принять, наконец, человеческий душ, выспаться… Но его взгляд замер на автобусе, и что-то неумолимо потянуло к нему. Мирон обошёл махину, тоскливо улыбнулся и остановился перед дверью.

Та осталась открытой, и Мирон поднялся на одну ступень в салон. Знакомый запах, розовые кресла, вполне удобное водительское сиденье… Перед глазами живо всплыло всё, что было здесь почти три месяца назад.

Тоскливо потянуло внизу живота… Мелькнули золотистые радужки, послышался тёплый смех, проплыл жасминовый аромат… Но Мирон тряхнул головой, не собираясь поддаваться наваждению.

Однако что-то не отпускало. Он неспешно прошёлся по салону, касаясь ладонью ручек и спинок кресел, замер взглядом на последнем ряду сидений, а потом присел на одно из них. Сглотнув от навязчивых воспоминаний, он откинулся на спинку и устало прикрыл веки.

Мирон уехал в горы, чтобы переоценить всё, что было в его жизни, выбросить всё лишнее и оставить только то, в чём мог найти и применить себя, обрести равновесие и подумать о планах на будущее. Он точно знал, что в жизни наступит другой этап, появятся новые вершины и достижения, много дел ждало впереди и много перспектив… Только не хватало чего-то более глобального, будто рухнул фундамент, на котором держался весь его мир.

Ради чего было всё, что он делал, если не мог поделиться этим с кем-то, кто разделит все его радости, огорчения и будет поддержкой, когда нахлынет усталость. С той, кто не станет за завтраком обсуждать эффективность его бизнес-плана и курс акций ведущих компаний, а просто будет сидеть у него на коленях и кормить клубникой со сливками, а потом целовать и слизывать их с губ и бороды…

На мгновение в груди защемило от тоски, ведь среди прожитых лет ни разу не было столь мощной тяги к женщине, которая не хотела его. За это время она ни разу не позвонила… И он не смог набрать её номер: рука не поднималась, как бы ни желал услышать её дерзкий насмешливый голос.

О другой женщине и не хотелось думать, да и кто мог занять место той, кто затмевала всех остальных! И не потому, что была красивой: помнил взгляды каждого, кто видел её рядом с ним, – завистливые и восхищённые, даже Пётр и Григорий негласно одобрили его выбор, а потому, что в этой женщине было всё, чего так не хватало: простая жизнь переливалась в ней красками, она подмечала те вещи, которых не дано было видеть ему. Она так тонко чувствовала и отражала мир, что было удивительно открывать его и для себя. Нечто ранее нерушимое – убеждения, принципы – расслаивалось под напором нового взгляда, и теперь Мирон сам видел и чувствовал больше, ярче, глубже… И это только малая часть, что он мог заметить рядом с ней…

Если бы она захотела быть с ним, Мирон был уверен, что хватило бы терпения усмирять её характер, и знал, что сможет дать ей гораздо больше, чем кто-либо другой. Только как подобраться к тому, кто огородил себя стеной? А бегать за женщиной, которая только и знай, что издевалась над ним, он больше не станет. Однако и забыть её так просто не получалось.

День за днём Мирон преодолевал разные тропы на пути к вершине Эльбруса, иногда встречаясь с другими отшельниками и снова расходясь, оставаясь наедине со своими мыслями. И наконец, в одно утро он проснулся, вышел из палатки, а в голове была единственная мысль: Настя – это лучшее, что с ним случалось. Она – лучшая часть его самого, которая разбудила в нём давно угасшее чувство – азарт к покорению неизведанного пути – пути к самому себе. И это то, что ему должно запомнить и чтить. Всё остальное он оставил на её совесть. Именно в тот день Мирон и завершил своё восхождение к равновесию и решил вернуться домой.

– Мир, а ты чего тут сидишь?– неожиданно отвлёк недоумённый голос брата.

Мирон открыл глаза, неохотно выплывая из воспоминаний.

– Так… Ничего… Цвет сидений – просто кошмарный,– усмехнулся он и поднялся.

– А людям нравится, особенно девчонкам,– хохотнул Михаил.

Мирон последний раз взглянул на задний ряд, потёр бороду и вышел из автобуса.

– У тебя точно всё путём, Мир?– положил ладонь ему на спину брат.

Мирон прищурился и пригладил затылок.

– В горах было хорошо. Там бы и остался…

– Ну ты махнул!– засмеялся тот.– Кстати, ты просил предупредить, чтобы на дачу ни ногой в выходные. Я всех предупредил… А ты что, со своей Настей там порезвиться хочешь?

Михаил подмигнул и растянул пошленькую улыбку.

– Не с моей,– посуровел Мирон, сунув руки в карманы джинсов.– Ладно, дай телефон, такси вызову. Мой разрядился…

– Ну… ты там прибери всё после себя,– подхихикивая, подразнил брат.

Мирон лишь недовольно покосился в его сторону и отвернулся.

* * *

Дома всё было по-прежнему: тихо, идеально чисто… и одиноко. Только и того, что уютнее, чем в палатке. Мирон решил не задерживаться здесь, быстро принял душ, позавтракал, попутно обсудив по телефону текущие дела с Григорием и Петром, и, оставив без внимания вопросы Марии Петровны по