Война на пороге. Гильбертова пустыня - Елена Переслегина

В 14.20 российские подводные лодки пересекли курс японского соединения, которое находилось к северо-востоку от них. Максимов повернул на восток, имея намерение атаковать противника с наиболее неожиданного для него направления — с юго-востока. Гном потел и ждал вестей. Он верил в Максимова. В 16.01 «Владивосток», в 16.02 «Петропавловск» осуществили запуски своих ракет. «Всех ракет, потому что второго такого шанса судьба могла и не представить», — скажет потом щеголеватый Максимов. Герой войны, потопившей японскую плавбазу-авианосец. Он будет адмиралом флота. И на его балансе повиснут эти самые недостроенные северодвинские авианосцы. Чистая карьера. Увольнения и гнев народный Максимова обойдут. Он проживет долгую деятельную жизнь и будет по-простому захаживать в тихоокеанскую шахматную школу на шестой этаж без лифта, где менее успешные полководцы этой небольшой войны затеют перестройку сознания школьников на военно-аналитический лад.

«Синано» шел домой. На корабле продолжалась боевая работа, но сводилась она, в основном, к техобслуживанию самолетов. Обстановка в Корее и на Тайване находилась под контролем, а русские далеко на севере... Поэтому операторы не сразу поверили в реальность происходящего, когда увидели на своих мониторах множественные низколетящие воздушные цели.

Неадекватный ордер, сконцентрированный против опасности с западной полусферы, расслабление, неизбежно возникающее после успешного выполнения, боевой задачи, секунды промедления операторов системы AEGIS, — в этом коротком и одностороннем морском бою русские подводные лодки получили преимущества, о которых на зачетных учениях они могли лишь мечтать.

Максимов считал, что ПРО отзовется сразу. На промедление он не мог и рассчитывать.

Оператор на «Харуне» изготовился к открытию огня в тот момент, когда внезапный короткий и мощный электромагнитный импульс вывел из строя его бортовую электронику. Был, конечно, материальный резерв, да и повреждения не носили смертельного характера, но они отняли у офицеров 4-го оперативного соединения полминуты или даже минуту. Важную и решающую.

В 16.03 операторы зенитных установок на «Сазанами» увидели четко развернувшийся над водой «ракетный веер» и открыли огонь. А через две с половиной минуты 4-е японское оперативное соединение прекратило свое существование как организованная боевая сила. Узкоглазые опоздали.

«Макинами», получивший в один борт три или четыре «Гранита», на полном ходу повалился на бок и ушел под воду. «Сузунами» ухитрился сделать невозможное: подставить борт под ракеты, которые должны были найти «Харуну».В толчее немыслимо короткого боя рули ракет не успели среагировать, и ракеты врезались в «Сузунами» равномерно по всей длине. Когда дым рассеялся, корабля уже просто не было.

«Ариаки» отделался легким испугом в том плане, что он просто тонул, погружаясь оторванным носом, сравнительно медленно.

«Хией» сотрясали внутренние взрывы — горючего, котлов, остатков боеприпасов. Руль крейсера заклинила в положении «на правый борт», и он под одной работающей машиной, которую никто почему-то не пытался остановить, описывал циркуляцию, причем крен в сторону поворота все время нарастал.

«Синано» горел от носа до кормы: пылали самолеты, пылала ангарная палуба, пылала разрушенная и упавшая на полетную палубу «островная надстройка», пламя вырывалось из многочисленных рваных отверстий в корпусе авианосца. Не было ни крена, ни дифферента, но корабль медленно оседал в океан. Ни о какой борьбе за живучесть не могло быть и речи.

И в этот момент пришел второй электромагнитный импульс, и 4-е оперативное соединение замолчало в радиодиапазоне, так и не успев подать сигнал бедствия. Максимов не захотел рисковать возможным преследованием, да и не было у него особого сочувствия к гибнувшему врагу: специальный «Гранит-М» пошел почти вертикально вверх, и в стратосфере южнее Окинавы вспыхнуло ядерное солнце. Гном услышал по новостям гневные заявления австралийцев о постоянном применении ядерного оружия всеми воюющими сторонами и понял, что Максимов отстрелялся.

Пять минут, ради которых «Владивосток» и «Петропавловск» проделали 2400 морских миль, закончились. 4-я дивизия Подводных лодок уходила от Окинавы, по широкой дуге направляясь домой.

...К чести капитана «Харуны», вступившего в командование тем, что осталось от 4-го оперативного соединения японцев, он остался на месте, организовал спасение людей и даже попробовал буксировать «Ариаки», чего у него, разумеется, не получилось. Всего японцы потеряли в пятиминутном морском бою авианосец, крейсер, три эсминца, 70 самолетов (только три из них погибли при атаке Тайваня) и около 3000 человек.

Русские подводные лодки отомстили за Петропавловск по полной программе, но на судьбу Тайваня это не повлияло, и на памятнике адмиралу Симе было высечено: «Победителю».Этот памятник видел Первый, отправившийся в Токио и Осаку в октябре по заданию правительства РФ. Он узнал, что Сима был из Осакской провинции и дослужился до адмирала с мичмана. У адмирала был сын. Тот лабал на своей скрипке по всему миру и однажды даже приехал в демократичный Питер играть скрипичный концерт, посвященный героическому отцу. Неимоверная тетенька-ведущая, двухметровая мадам с грудным голосом оперной примы, равнодушно объявила обстоятельства этой музыки, и русский оркестр вполне соответствовал японскому скрипичному авангарду XXI века.

Владивосток. 8 сентября

...После захвата Хесана и Ульсана и прорыва Северо-Корейского фронта как-то диковато прозвучало объявление войны Северной Корее со стороны оккупированной Южной.

Гном проспал этот факт мировой политики. Спал он с начала войны по 45 минут два раза в сутки, но зато однажды двенадцать часов под предательским снотворным провел в госпитале.

Когда он проснулся, вернувшийся из ниоткуда Первый комментировал: «Совместное японско-корейское заявление о создании восточно-азиатской сферы сопроцветания». Шло совещание. Значит, Гном отрубился прямо здесь. Плохо. Что толку было лежать в больницах, если сердце всегда болит за всю войну сразу? Это не лечится. Он нюхнул какую-то капельную пробочку и выпил рюмку коньяка.

Командующий сплюнул в сердцах на это самое заявление и пробормотал: «Голодранцы усей Ойкумены — в едину кучу гоп». Он ходил по кабинету, чего раньше за ним не водилось. Было понятно, что- Япония устанавливает давно желанный ей протекторат над обеими Кореями.

— Вот тут мы и начинаем проигрывать войну, Сергей Николаевич! — сказал Веревка.

Гном уже очнулся и следил за своими кораблями. Маша перевела их подальше от линии его последнего сна. Они шли в Японское море и должны были успеть сыграть последний бой, «или я не ученик этого вашего Ямамото». «Не в первый раз Москва увидит хана» — пришло в голову случайно, наверное потому, что рифмовалось со словом хана. Звонила жена, за время войны у Гнома выросла дочь на восемь дней. Для женщины это большой строк, а для войны — нет.

Дела на суше шли умеренно, наступала фаза, когда русские выходили, наконец-то, из стадии обучения в стадию уничтожения противника, а корейцы еще только собирались в свою узкую линию фронтов. И те, и другие поспели к концу войны. Смех, да и только.