Хевен, дочь ангела - Вирджиния Клео Эндрюс

Аэропорт был небольшой, с расположенным рядом парком, откуда я могла наблюдать за приземляющимися самолетами. Я стала ходить взад-вперед под теплыми лучами осеннего солнца. Ветер растрепал волосы и испортил прическу. Я как бы снова почувствовала себя в горах.

Мои глаза наполнились слезами.

Наступило время посадки в самолет. Пассажиры уже поднимались на борт. В первый раз в жизни я летела на самолете, хотя и маленьком. Поднявшись по узкому трапу, я уселась в тесном сиденье, пристегнулась ремнем безопасности, словно проделывала это уже много раз. В Атланте я пересела на другой самолет, покрупнее, который летел на Бостон.

Скоро начнется новая жизнь на новом месте, где о моем прошлом никто ничего не знает.

Странно, что Китти сделалась такой счастливой из-за того, что отец единственный раз пришел навестить ее, принес розы и попросил прощения, в то время как Кэл покупал ей розы сотни раз, извинялся перед ней тысячи раз, и это не приносило ей ни успокоения, ни счастья, ни воли к жизни. Кто бы мог подумать, что отец способен возбудить такую негасимую любовь?

Но я уже не раз задавала себе этот вопрос и ответа так и не нашла. Что толку задаваться им вновь?

Я закрыла глаза и твердо настроилась не думать о прошлом, а расчищать себе дорогу в будущее. Китти и Кэл вернутся после ее выписки из больницы в Кэндлуик, и они будут жить-поживать в своем бело-розовом доме, и кто-то другой станет поливать все растения. Я полезла в карман за салфеткой и вытерла глаза. Чтобы немного отвлечься, развернула выходящую в Уиннерроу газету, которую купила перед вылетом, и стала рассеянно перелистывать ее.

Газета выходила на восьми полосах. На последней я увидела старую фотографию Китти, запечатлевшую ее примерно в семнадцатилетнем возрасте – прелестную, со свежим и гладким лицом.

Это был некролог!

«Китти Сеттертон Деннисон, 37 лет, скончалась сегодня в больнице Уиннерроу. У покойной остались муж, Кэлхун Р. Деннисон, родители, мистер и миссис Портер Сеттертон, сестра, Мейзи Сеттертон, и брат, Дэниэл Сэттертон. Панихида состоится в фамильном доме Сеттертонов на Мэйн-стрит в среду, в 2 часа дня».

Мне понадобилось время, чтобы до меня дошло, что Китти умерла.

Китти умерла. Умерла в день моего отъезда из Уиннерроу. Кэл возил меня в аэропорт и уже, должно быть, знал, но не сказал мне!

Почему?

Он так торопился уехать. Почему? Потом я поняла почему.

Я уткнулась в ладони и снова заплакала, не столько по Китти, сколько по человеку, который наконец получил свободу, после того как лишился ее в двадцать лет.

Наконец-то свобода. Я почти слышала, как он кричит это. Свобода быть тем, кем он хочет, делать то, что хочет, и так, как хочет. И он не хочет, чтобы я ему в этом мешала.

Что же это за ненормальный мир, когда мужчина может взять любовь, может выбросить? Кэл хотел быть один.

Мне стало горько на душе.

«Может, так и надо поступать, как мужчины? Сегодня есть, завтра бросила, а дальше – наплевать. Мужа у меня не будет. Только любовники. Унизить и выкинуть. Как отец делал». Продолжая всхлипывать, я сложила газету и запихнула ее в карман переднего кресла.

Потом я вытащила из большого коричного конверта фотографию, которую Том передал мне перед тем, как увести Фанни. Тогда я не придала этому значения. «Храни и помни», – сказал он тихим шепотом, словно тайком от Фанни. На снимке были Наша Джейн и Кейт – уже постарше, окрепшие и более счастливые, чем раньше. Я разглядывала и разглядывала милое, сладкое личико Нашей Джейн, пока не поняла, на кого она похожа. На Энни Брэндиуайн Кастил! Бабушка возродилась в Нашей Джейн, а в симпатичном мальчишеском лице Кейта я узнала некоторые черты дедушки. Да, они заслуживали наилучшей доли, и я не стану делать ничего такого, что возродило бы у них безрадостные воспоминания прошлого.

Слезы высохли. Я знала, что Фанни когда-нибудь добьется своего, не важно, какими способами.

А что же я? Я понимала теперь, что каждое событие в жизни человека оказывает на него какое-то воздействие. Какой же я стала теперь? Даже при одной мысли об этом у меня распрямилась спина. С нынешнего дня я буду шагать по жизни смело, уверенно, без страха и стыда, без робости и застенчивости и не позволю собой распоряжаться. Если ты и не дала мне ничего другого, Китти, благодаря тебе я узнала собственную силу. Несмотря на любые трудности и невзгоды, я выживу.

Рано или поздно я окажусь среди удачливых, среди людей, кому везет.

А что касается отца, то мы еще встретимся. На нем висит огромный долг, и расплатится он до того, как я, не знавшая милосердия, уйду из этого мира.

А теперь – в Бостон. В дом моей мамы. Где я превращусь, как по мановению волшебной палочки, в такую же, какой была моя мама, – и даже, может, лучше.