Хроники вечной жизни. Проклятый дар - Алекс Кейн

«Государь, сын мой. Король, брат ваш, скончался. Уже столько моих детей умерли, и вот пришло новое несчастье. Я молю Господа ниспослать мне смерть, чтобы больше не пришлось мне это пережить. Большей боли я никогда не испытывала, и утешить меня может только ваш скорый приезд. Франция и я ждем вас. Мне необходимо видеть вас в здравии, ведь если случится мне и вас потерять, я прикажу похоронить меня заживо вместе с вами.

Не откладывайте отъезд из Польши и не дайте им себя задержать, потому что вы нужны здесь. Я умираю от тоски по вам, только ваше присутствие сможет меня утешить и заставить забыть о моей потере. Любящая вас, как никто на свете, ваша мать Екатерина».

Франсуа сжал губы: «Бедная, бедная!»

– Мир его праху. Теперь вы, сир, король Франции…

– Конечно, – кивнул Генрих. – Что посоветуете делать? Ехать в Париж?

– Поляки избрали вас своим правителем, сир, – осторожно начал Франсуа, – и, по моему мнению, вы прежде всего король Польши. Вы могли бы передать регентство вашей матушке или назначить вице-короля во Франции.

Генрих задумчиво кивнул:

– Да, пожалуй, вы правы.

Франсуа с поклоном удалился, а Генрих, глядя в спину уходящему «дядюшке», с усмешкой подумал: «Чтобы я променял родную Францию на Польшу? Да вы просто глупец, Романьяк!»

Бал отменять не стали, но провели его скромно: все знали, какое горе постигло короля. О помолвке решили пока не объявлять, это было бы неприлично. Многие магнаты выражали свое беспокойство по поводу освободившегося французского престола, но Генрих неизменно отвечал:

– Не волнуйтесь, господа, я прежде всего король Польши. Я подумываю о вручении матери регентства или о назначении во Франции вице-королем брата моего, Франсуа Алансонского. Поверьте моему слову, вам не о чем беспокоиться.

Успокоенные шляхтичи удовлетворенно благодарили.

– Пожалуй, Хенрик более серьезный человек, чем показался нам вначале, – говорили они друг другу.

На вечер 18 июня 1574 года Генрих назначил большой королевский ужин. Приглашены были все видные шляхтичи Кракова. Зубровка лилась рекой. Миньоны короля по очереди вставали, провозглашая тосты. Поляки не оставались в долгу и без конца пили за здоровье Ген- риха.

К десяти вечера Франсуа уже мало что соображал. Обведя осоловевшим взглядом пиршественную залу, он увидел, что некоторые гости отключились, упав грудью на стол или вовсе свалившись на пол. «Пора заканчивать», – вяло подумал он. Но тут же очередной фаворит Генриха, бодрый и свежий, встал и, подняв кубок, объявил:

– Во славу короля, панове!

Романьяк бездумно покачал головой. Генрих заметил это и крикнул:

– Пейте, дядюшка, пейте!

Франсуа с трудом взял свою чашу из рук виночерпия и сделал несколько глотков. Встать, чтобы выпить за короля стоя, сил уже не было.

К полуночи в пиршественной зале не спали только король и четверо его фаворитов. Оглядев валяющихся по лавкам придворных, Генрих встал и коротко бросил:

– Пора, господа. Едемте.

Через несколько часов Франсуа, мирно прикорнувшего на блюде с дичью, разбудила чья-то бестактная рука. Кто-то немилосердно тряс его за плечо. С трудом разлепив глаза, Романьяк увидел двух кружащихся перед ним графов Янов Тенчинских.

– Где он? Где он? – орали графы.

Франсуа с усилием сфокусировал взгляд, два Тенчинских слились в одного, но этот один продолжал чего-то требовать. Приподняв голову с блюда, барон заметил странное оживление вокруг: шляхтичи, охая, пытались встать, кто-то уже был на ногах, на всех лицах были написаны тревога и беспокойство.

– Вы знаете, где он? – в который раз повторил граф, и Франсуа наконец ответил:

– Кто?

– Король! Его нигде нет!

– А где ж он? – тупо спросил Франсуа.

– Тьфу! – не выдержал Тенчинский и куда-то исчез.

Романьяк ласково погладил большой кусок дичи и лег на него щекой. В конце концов, какое ему дело, где Генрих? Но его вновь растолкали. На этот раз до него наконец дошло: король сбежал.

Паны сидела на лавках с озабоченными лицами, многие не в силах были в это поверить. Но приведенные слуги клялись: три часа назад король в сопровождении четырех французов покинул замок, переодевшись в простую одежду.

Тенчинский, заткнув саблю за пояс, прогремел:

– Я в погоню, панове. Кто со мной?

Единственным шляхтичем, который смог сопровождать графа, оказался королевский секретарь Ян Замойский, приятель Франсуа. Остальные просто не в силах были сидеть верхом. Только сейчас поляки стали понимать, что Генрих специально напоил их, дабы никто не помешал ему бежать.

Граф Тенчинский и Ян Замойский вернулись через пять дней. Они рассказали, что нагнали короля уже на земле Священной Римской империи, но не смогли уговорить его возвратиться в Краков. Генрих просил передать, что едет во Францию, дабы уладить все дела, и потом непременно вернется. Но многие понимали – он уехал навсегда. Срочно созванный сейм постановил лишить Генриха трона, если он не прибудет в Краков до мая следующего года.

Поляки были потрясены вероломным бегством короля. Франсуа не раз ловил на себе их возмущенные взгляды: они осуждали его, словно он был в чем-то виноват. А ведь он и сам стал жертвой этой ситуации. Генрих уехал, бросив его здесь. И что теперь делать? Ехать в Париж? Нет, это невозможно, здесь его Эльжбета, сюда рано или поздно вернется Зборовский, которому он обязан отомстить. А что ждет его дома? Ненависть короля? И Франсуа решил остаться в Польше.

В Кракове ему было нечего делать, и он уехал в Оршанский замок. Здесь Романьяк, как когда-то в своем баронстве, развернул бурную деятельность. Он строил скотные дворы, сыроварни, мельницы, открывал рынки, организовывал ярмарки, давал крестьянам и ремесленникам финансовые льготы, сокращал повинности, выплачивал за них церковную десятину. Оршанский староста Филон Кмита, поначалу принявший Франсуа весьма неласково, вскоре переменил свое мнение и от души радовался, что король отдал «дядюшке» в удел именно Оршу.

Ведя дела, Франсуа понемногу изучал польский. К его удивлению, многие в этом пограничном районе говорили по-русски, поэтому ему пришлось познакомиться и с языком московитов.

Отчаянно тоскуя по Эльжбете, он писал ей длинные письма, избегая, однако, упоминать о своих чувствах, и она иногда удостаивала его ответом. Часто, расстелив на столе карту, Франсуа разглядывал маленькую точку под названием Острог. Где-то там, на юге, за сотни лье отсюда, жила она, та, которая сказала: «Может быть, позже…»

* * *

По прошествии года Генрих так и не вернулся, и шляхта задумалась о выборе нового короля. В декабре 1975 года сейм провозгласил Анну Ягеллон королевой, и ей стали срочно подыскивать мужа, который смог бы стать монархом. Таковой нашелся быстро, и менее чем через полгода Анна обвенчалась с трансильванским князем Стефаном Баторием, ставшим, таким образом, королем польским и Великим князем Литовским.