Без остановки. Автобиография - Пол Боулз

с поварёнком и дворника, оставив в штате только садовника и горничную, то шесть недель на корабле обойдутся не намного дороже, чем прожить такой же срок на Тапробане. Я чувствовал, что другого случая увидеть такие места, как Сингапур, Гонконг и Киото, может не выдаться.

Путешествие прошло без происшествий. На борту Chusan'а Ахмед встретил женщину, которая организовала его выставку в Гонконге. Выставка шла в течение двух недель, пока мы были в Японии, и он забрал картины, которые не были проданы к нашему возвращению в Гонконг. Мне очень понравился остров Пенанг, расположенный у западного побережья Малайзии. Я решил, что однажды вернусь и останусь там подольше.

Когда я вернулся в Тапробана, без Джейн дом казался удручающе пустым. В любом случае, скоро должен был начаться сезон муссонов. Я попрощался с Бенедиктом и Лили, которые сложили ладони в традиционном молитвенном положении, принятом у буддистов, хотя оба были католиками. Впрочем, что творится у них в душе и в мыслях, мне так и не удалось понять.

На обратном пути в Танжер мы остановились в Каире, чтобы посмотреть Национальный музей и Гизу, где моё седло соскользнуло с верблюда, нога застряла в приспособлении, которое служило стременем, и меня протащило головой вниз, пока верблюд спокойно шёл дальше. Так вот, всё дело в том, что погонщику верблюда не разрешили прийти мне на помощь, пока полиция не допросила его и не записала имя и номер лицензии. Только после этого он прибежал, чтобы остановить верблюда.

Тем летом в Танжере было неспокойно, как никогда ранее. По всему городу люди ставили железные решётки на входные двери. В начале беспорядков было строго запрещено публично призывать к возвращению Мухаммеда V[513], но когда пятьдесят тысяч человек ежедневно выходили на демонстрации по всему городу, немногочисленные полицейские ничего не могли поделать (только стиснуть зубы). Каждый день то тут, то там случались волнения, но они редко заканчивались насилием. Когда полиция всё-таки бросала гранаты со слезоточивым газом, они взрывались с грохотом, который слышался по всему городу, и осколки ранили десятки людей. Но в Танжере не сообщали о смертях в результате военных действий между Францией и Марокко.

Летом я получил письмо от издателя из Цюриха с вопросом, интересно ли мне посмотреть одну выдающуюся коллекцию фотографий Африки, чтобы сделать из них в будущем книгу. Я ответил, что не прочь бы взглянуть на фото. Они действительно, были очень хороши. На некоторых на обороте указывалось название места, на других — нет. Фотографии снял молодой швейцарец Питер Гэберлин[514], который потом погиб в результате несчастного случая в Андах, а маршрут его пути в Африке нельзя было уточнить, так как он не вёл записей. Передо мной стояла интересная, «детективная» работа. Разгадывать маршрут Гэберлина и составлять текст о путешествии по Сахаре и Судану мне понравилось. Книга Yallah[515] вышла сначала на немецком языке, а потом Макдауэлл и Оболенский опубликовали её в Нью-Йорке[516].

С ростом антиевропейских настроений в Танжере оставаться в нашем доме в Амре (рядом ведь жили только мусульмане, наша соседка Барбара Хаттон была примечательным исключением) больше не представлялось возможным. Разумно держаться подальше от обозлённых шершней. Мы с Джейн сняли две квартиры на верхнем этаже высокой новостройки на окраине Танжера. У нас были огромные террасы и великолепный вид на город, море и горы. Вскоре после того, как мы устроились, Джейн уехала навестить Оливера Смита в Беверли-Хиллз.

Однажды очень ветреной зимней ночью меня пришёл проведать Кристофер Ишервуд. Последний раз я видел его до войны. Я обратил внимание, что в его речи появилось много американизмов. Ахмед дал ему немного маджуна. Ишервуду так «проветрило» мозги, что он потерялся. Позднее он написал мне из Италии, живописуя, как ему сложно было (в силу его тогдашнего состояния) дойти к отелю Minzah.

В тот сезон Фрэнсис Бэкон[517] был постоянным посетителем в нашей квартире на окраине. Я уже давно восхищался его картинами, и когда, наконец, с ним познакомился, стал восхищаться и самим художником. Он был человеком, который, казалось, вот-вот лопнет от внутреннего напряжения. Бэкон очень чётко описал свой метод работы, но я не смог представить себе, что именно происходило, когда он писал. Позже он разрешил Ахмеду навестить его в своей студии в Касбеи посмотреть, как он рисует. Бэкон согласился сделать это, потому что Ахмеду было очень трудно научиться работать маслом, и в течение нескольких месяцев он бился над тем, чтобы изобрести надёжную технику с предсказуемым результатом. Другая проблема заключалась в том, что в Танжере не продавали материалов для работы живописцев. Фрэнсис ездил в Лондон и привозил крупную порцию масляных красок производства компаний Winsor и Newton.

Когда стал появляться Билл Берроуз (потому что мы наконец-то стали друг друга узнавать), мы обсуждали всё, кроме писательского дела. Я познакомил его с Брайоном Гайсином, потому что подумал, что они найдут общий язык. И оказался прав: в конце концов они стали неразлучны. Керуак[518] приехал в Танжер навестить Билла, но я его не видел, потому что уехал в Португалию с Майклом Фордайсом. У Майкла был Aston-Martin, и он обычно ездил на бешеной скорости по улицам Танжера. Ему не нравился обычный темп Темсамани, и он хотел пересесть в водительское кресло, но тот ни в коем случае не хотел передать ему руль.

Пока я был в Лиссабоне, пришло письмо от мамы. Она писала, что они с папой прибудут в Марокко в следующем месяце. Я вернулся в Танжер как раз вовремя, чтобы подготовиться, и Джейн телеграфировала, что неизбежно вернётся из Калифорнии. Она вернулась не одна, с несколькими людьми, в числе которых были Теннесси и Джон Гудвин[519], которые уже несколько раз посещали Марокко и не очень любили эту страну.

Хотя тогда Танжер всё ещё был довольно привлекательным городом, а не раскидистыми трущобами, в которые он с тех пор превратился, я не ожидал, что мои родители насладятся жизнью тут. Но благодаря постоянной заботе Темсамани, они остались от Танжера в восторге. Они курили киф, когда им его предлагали (хотя, естественно, предпочитали виски), и вообще старались наслаждаться особенными мелочами марокканской жизни, которые туристы обычно либо не замечают, либо критикуют. Там было место под названием «Американский клуб», куда родители сразу вступили. Когда я не показывал им окрестности, они сидели в клубе у бассейна. Папе было тогда семьдесят восемь. В Шауэне, где были крутые на подъём и спуск улицы, вымощенные гладкими и