Без остановки. Автобиография - Пол Боулз

упала до 36.6. Я встал, оделся и пошёл в Harrods. Спустя несколько часов у меня начался бред. На следующее утро меня на носилках отвезли в больницу. Оказался плеврит, и я провёл ужасные две недели в палате с пятьюдесятью другими больными пневмонией. Было так скверно, что я едва замечал, как вкатывают кислородные баллоны, и из палаты вывозят тех, чьи жизни не сохранили. Наконец, появилась Соня Оруэлл[534] и спасла меня. Увезла меня на такси в палату Французской больницы на Шафтсбери-авеню.

Здесь хорошая еда ускорила процесс моего выздоровления. Однажды пришёл Энгус Уилсон[535] с большой стопкой книг для меня, и ещё через две недели я почувствовал себя достаточно хорошо, чтобы выписываться. Было решено, что после выписки из больницы мы с Джейн останемся у Сони, и я переехал к ней, в дом на Перси-стрит. Я привёз с собой в Англию папку из плотной бумаги, набитую рассказами, которые ещё не вышли отдельным изданием в Соединённом Королевстве. Казалось, настал подходящий момент найти издателя. До брака с Джорджем Оруэллом Соня была помощником редактора журнала Horizon Сирила Коннолли, и у неё было много друзей в этой среде. Она организовала мне встречу с редактором издательства Hamish Hamilton, дала мне письмо к нему и объяснила, как добраться до их офиса. Из-за рассеянности я приехал не в Hamish Hamilton, а в издательство Heinemann. Оплошность я обнаружил, только когда показал своё рекомендательное письмо секретарю на первом этаже. Секретарша поговорила с кем-то на втором этаже, и меня попросили подняться наверх. Когда я спустился вниз, книга принадлежала издательству Heinemann. Соне пришлось позвонить в Hamish Hamilton и объяснить ситуацию.

Наконец я забрал Джейн из больницы, и мы провели короткий отпуск у Сони перед отплытием в Марокко. Прежнее тревожное состояние Джейн временно прекратилось, но у неё продолжались судороги (один раз на корабле в день отплытия из Лондона). В Танжере мы пробыли всего два месяца, в том числе потому, что полиция проводила облавы на некоторых европейцев (кого-то высылали из страны, а кого-то сажали). Мы решили уехать из Марокко и не возвращаться, пока новый режим не «устаканится».

Джейн слышала, что в Лиссабоне есть хорошие врачи. Мы полетели туда. Лиссабон был дождлив и хмур. Повсюду дули холодные ветра. Дрожа от холода, мы проводили всё время, отсиживаясь в диковинных маленьких кондитерских, которых тут было так много. Настал день, когда мы поднялись на борт старинного судна пароходства Royal Mail Line, направлявшегося в Буэнос-Айрес, и высадились в Фуншале на Мадейре. Мы провели там месяц или около того и могли бы остаться дольше (хотя всё время лил дождь), потому что нам там нравилось. Но срок действия паспорта Джейн истёк, и ближайшим местом, где этот вопрос решался, было американское посольство в Лиссабоне. Там нам сказали, что новый паспорт мог быть выдан Джейн только с одобрения Федерального Бюро расследований. Мы ждали ответа почти три недели. Пришёл отказ. Затем Джейн сообщили, что она должна немедленно уехать в Соединённые Штаты. Из документов у неё была только бумага, которую посольство выдало ей вместо старого паспорта.

Когда мы с Теннесси, обмениваясь телеграммами, выяснили, что он встретит её в аэропорту Нью-Йорка, я посадил Джейн в самолёт авиакомпании TWA, и она улетела. Несколько недель спустя Либби Холман написала мне, что её адвокату удалось добиться для Джейн получения нового паспорта. Новые звенья на цепочке абсурдных проблем, тянувшейся за нами обоими из-за того, что в 1938 и 1939 годах мы были связаны с компартией США.

Я пробыл в Португалии всю весну. Морис Гроссер приехал рисовать, и мы поехали в Албуфейру — рыбацкий порт, где не было туристов, и там сняли дом с намерением остаться на лето. Совершенно удивительно, но Либби удалось дозвониться мне туда. Она просила меня вернуться в Нью-Йорк для постановки «Йермы». Буквально за день до её звонка внеся арендную плату за дом, мы с некоторым сожалением уехали. Морис отвёз меня в Лиссабон. Он не хотел жить в доме в Албуфейре один. Я дал ему ключи от своей квартиры в Танжере, и он провёл лето в Марокко, а не в Португалии. Без особой охоты я уехал в Нью-Йорк.

По телефону Либби сказала мне, что срочно нужна ария для Роуз Бэмптон[536], которая должна была сыграть то, что до тех пор считалось второстепенной ролью. Большую часть недели, за которую корабль пересекал Атлантику, я потратил на поиск и перевод подходящего текста Гарсиа Лорки, который нашёл в поэтическом сборнике Romancero Gitano / «Цыганское романсеро»[537].

Пьесу начали репетировать за несколько недель до моего приезда. Вскоре после того, как я добрался до Нью-Йорка, я столкнулся на улице с Карлом Ван Вехтеном[538], и мы договорились встретиться на следующий день. Во время обеда Карл спросил меня, есть ли кто-нибудь, с кем я хотел бы встретиться. «Встретиться? — переспросил я. — Что ты имеешь в виду?» «Ну, кто-нибудь, кого ты не знаешь, но с кем хотел бы познакомиться?»

Незадолго до этого в Лиссабоне я прочитал и был впечатлён сборником рассказов под названием Color of Darkness / «Цвет тьмы», который прислал мне Джеймс Лафлин. Я сказал фамилию и имя автора сборника имя автора, Джеймса Парди[539]. «Приходи в среду вечером в семь», — сказал Карл. Я пошёл, и там был Парди, сдержанный и непритязательный человек, который мне сразу понравился. Карл фотографировал весь вечер. Это был последний раз, когда мы с ним виделись до его смерти.

Чтобы доставить актёрский состав «Йермы» в Денвер, арендовали самолёт. Постановщица Ангна Энтерс[540], как и я, предпочла добираться поездом, и мы поехали вдвоём, не по воздуху. Оркестр в Денвере был жалкий. Затем мы отправились в Итаку, где инструменталисты были лучше, но не так хороши, как мне хотелось бы. Как всегда, на репетиции оркестра отводилось мало времени. Почти сразу, как только танцоры и актёры слышали, что вступили музыканты, они принимались выполнять на сцене выученную программу. Дефицит чёткой организации в постановке компенсировался тем, что все члены труппы были преданы Либби, но этому проекту успех явно не грозил.

Мать Джейн была на открытии в Итаке, мы планировали найти подходящий дом отдыха, где Джейн могла бы восстановить силы за нескольких недель. Сама Джейн была категорически против этой затеи, но вместе с тем её всё больше беспокоило то, что она стала постоянно путать слова. В больнице Lenox Hill с ней ежедневно проводили уроки чтения,