Ты только попроси. Сейчас и навсегда - Меган Максвелл

Я смотрю на жизнь в цвете,

Для тебя она черно-белая.

– Знаешь что, малышка?

– Что, здоровяк?

– Когда я сегодня увидел маленькую Лусию, я подумал, что…

– Нет!.. Даже не думай просить меня об этом! Я отказываюсь!

Черт возьми! Я сразу вспомнила о сестре. Какой ужас! Эрик улыбается, еще крепче меня обнимает и шепчет:

– Разве тебе не хотелось бы иметь дочку, которую ты научишь кататься на мотоцикле?

Смеясь, я отвечаю:

– Нет.

– А сына, которого ты научишь ездить на скейте?

– Нет.

Мы танцуем, и Эрик продолжает:

– Малышка, мы никогда с тобой об этом не говорили. Разве ты не хочешь, чтобы у нас были дети?

Ради всех святых! Почему мы должны обсуждать эту тему? И, глядя ему в глаза, шепчу:

– Боже мой, Эрик! Если бы ты увидел то, что видела я, то понял бы, почему я не хочу детей. У тебя там вылазит… огромная… огро-о-омная штука… и это, должно быть, чертовски больно. Я решительно отказываюсь. Я не хочу детей. Если хочешь отменить свадьбу, я пойму. Но только не проси меня, чтобы я подумала сейчас о детях. Я даже думать не хочу об этом.

Мой парень улыбается и, чмокнув меня в лоб, шепчет:

– Ты будешь замечательной матерью. Стоит только посмотреть, как ты общаешься с Лус, с Флином, с Трусишкой и Кальмаром. А как ты смотрела на малышку Лусию!

Я не отвечаю. У меня нет слов. А Эрик продолжает вести меня в танце.

– И свадьба не отменяется. А теперь закрой глаза, расслабься и танцуй под нашу песню.

Я послушно делаю шаг, другой. Закрываю глаза. Расслабляюсь и танцую с ним. Мне это очень нравится.

Через четыре дня сестра чувствует себя отлично, и двумя днями позже ее вместе с малышкой Лусией выписывают. Несмотря на то что она родилась раньше срока, крошка совершенно здорова и настоящая куколка. Отец не перестает повторять, что она вылитая я, и действительно – она смугляночка, у нее мой рот и губы. Она просто прелесть. Каждый раз, когда Эрик берет девочку на руки, он смотрит на меня медоточивым взглядом, я отрицательно качаю головой, а его разбирает смех. Мне же совершенно не смешно.

Время идет, и наступает день свадьбы.

Это утро я встречаю в истерике. Что я делаю в свадебном платье?!

Сестра меня достает, племянница выносит мне мозги, и только отец может нас всех успокоить. Что, собственно говоря, он всегда делает, когда мы встречаемся. Я так нервничаю из-за свадьбы, что у меня даже мелькает мысль: а не убежать ли. К счастью, отцу удается успокоить меня. Когда я вхожу в битком набитую церковь Святого Каэтано, держа под руку взволнованного папу, одетая в свое красивое (честное слово!) подвенечное платье, и вижу, что мой Айсмен ждет меня, красивый, как никогда, в свадебном сюртуке, я уже понимаю, что у меня будет не один ребенок – у меня будет несметное количество детей.

Церемония длится недолго – так захотели мы с Эриком. Когда мы выходим из церкви, друзья и родственники посыпают нас рисом и лепестками белых роз. Эрик с любовью целует меня, и я вне себя от счастья.

Банкет проходит в красивом мюнхенском зале. Угощение очень вкусное: наполовину немецкое, наполовину испанское, и, похоже, всем нравится.

Эрик поражает наше воображение немалыми расходами. Он не хотел, чтобы мой отец и сестра чувствовали себя одиноко, и устроил так, чтобы на свадьбу приехал мой друг Начо, а из Хереса – Бичаррон и Лусена, Лола и Харандера, Пепи из Ла-Бодеги, Пачуча и Фернандо со своей невестой из Валенсии. По их словам, «Франкфурт» сам с ними связался и пригласил всех приехать за его счет. Эрик даже пригласил «поклонниц Максвелл». Настоящее безумие!

Я его зацелую! Я зацелую своего мужа до смерти.

Из компании «Мюллер» он пригласил Мигеля с его ураганной подругой, Жерардо с его женой и Пако с Раулем, которые, увидев меня, растроганно хлопали в ладоши.

Мы поднимаем бокалы розового «Моэт Шандон» и, скрестив с Эриком руки, пьем на брудершафт перед всей публикой. Когда я вижу торт из трюфеля с клубникой, недвусмысленное пожелание жениха, у меня темнеет в глазах. Словами не описать, что со мной происходит.

Когда Эрик, теперь уже мой супруг, открывает бал, он удивляет меня в очередной раз. Он нанял певицу Малу, и она поет только для нас. Какой момент! Мы смотрим друг на друга влюбленными глазами, и я вне себя от счастья в его объятиях. Боже мой, как же я его люблю!

После этого оркестр оживляет бал. Соня, мой отец и сестра переполнены счастьем. Марта и Артур аплодируют. Флин и Лус весело бегают по залу, а у Симоны и Норберта с лица не сходят улыбки. Все очень романтично. Все восхитительно, и мы радуемся нашему самому удивительному дню.

Смеясь, я танцую с Рейналдо и Анитой под песню «Бемба колора»[38], во все горло выкрикивая: «Сахарок!» Эрик не может сдерживать смех. Я его счастье.

Вместе с Соней, Бьорном, Фридой и Андресом мы растрепали волосы, танцуя под песню «Сентябрь»[39], и, когда перестает звучать мелодия, Декстер завладевает микрофоном. Минута, и он а капелла поет мексиканское болеро в честь Эрика и меня. Я с широкой улыбкой аплодирую ему.

У меня чудесные друзья – как близкие, так и дальние. Это те люди, которым, как и мне, нравятся страстные игры в узком кругу. Но когда они оказываются в обычной атмосфере, они очень внимательные, милые, воспитанные и очень веселые. Благодаря им, я чувствую себя самой счастливой.

Бал длится уже несколько часов, и я вдруг замечаю, что Декстер очень оживленно разговаривает с моей сестрой. Я с тревогой смотрю на Эрика, но тот успокаивает меня. Наконец мне удается взять себя в руки, я просто улыбаюсь и расслабляюсь.

Праздник заканчивается в четыре часа утра. Отец с сестрой и детьми едут ночевать к Соне. Они хотят оставить дом полностью для нас одних.

Когда мы приезжаем домой, Эрик пытается поднять меня на руки и перенести через порог. Я с удовольствием позволяю ему это сделать, и, когда мы оказываемся внутри, он опускает меня и счастливо шепчет:

– Добро пожаловать домой, сеньора Циммерман.

Очарованная, целую его. Смакую губы своего мужа, и во мне просыпается желание.

Я закрываю дверь, молча снимаю с него сюртук, бабочку, рубашку, брюки и трусы. Я раздеваю его для себя. А потом, улыбаясь, говорю:

– Айсмен, надень бабочку.

Он весело выполняет мою просьбу. Боже мой! Передо мной мой обнаженный немец в одной бабочке – и это моя фантазия. Моя безумная фантазия. Тяну его за собой и, подойдя к двери в его кабинет, поворачиваюсь к нему: